Читать «Ибн-Хальдун» онлайн - страница 10

Встреча третья

Ночь — пора горьких мыслей. Или — мыслей, облекающихся в призрачную плоть?

Ибн-Хальдун не один. В темном углу его комнаты, куда не достигает вздрагивающий свет масляного светильника, сидит Тень. Ибн-Хальдун вглядывается и постепенно различает детали: вот заискрилось, засияло золото парчового халата, блеснули хитрые глазки, в злом оскале высветились зубы. Да. Это он, Тамерлан. И здесь он не дает покоя.

— Что тебе нужно от меня, злодей? — восклицает Ибн-Хальдун. Но Тень молчит.

— Я вижу, ты ждешь от меня чего-то. Я все тебе отдал, что мог, я, бедный ученый, чье имущество — бумага и калам. Даже ослицу ты у меня выклянчил. И свободу мою хочешь отнять. Не соглашусь я тебе служить — ты меня убьешь. Я льстил тебе. Я боялся тебя и боюсь, а лесть — это сила слабых и оружие беззащитных. Я тебя величал «О Родившийся под Счастливой Звездой!» Твоя, что ли, в этом заслуга. И причем здесь звезда? Сила звезд — это сказки для глупых, тщеславных и жаждущих лести. Таких вот, как ты.

Ибн-Хальдун увлекается и забывает о Тени.

Нет дела до нас ни звездам, ни алому Марсу, ни чистой Венере, что путь указует влюбленным в безлунные ночи. Опутаны мы, как цепями, земными делами — делами своими, делами чужими... Упало зерно в борозду, тучнеют стада на зеленых холмах, меняла стирает монеты, считая их в тысячный раз. Вот пахарь склонился над плугом, а там в бумаги зарылся писец утомленный, а воин бряцает оружьем, пределы храня. И все они связаны цепью: одни без другого, как тело без членов. И цены на рожь в Антиохии большую силу имеют для жизни державы, чем все констелляции, блеском покрывшие своды. Движение круга гончарного более важно, чем коловращение сфер... Движение. Круг. И движенье по кругу...

Ибн-Хальдун замолкает на мгновение. Тень скалит зубы в темном углу.

Движение. Круг,— задумчиво повторяет он.— И движенье по кругу. Лишь жизнь человека — летящая в бездну стрела. И нет ей возврата: безумен стрелок и не видит он цели...

Ибн-Хальдун замолкает надолго, вспоминая о чем-то. О днях ли своей лихой молодости, когда летел он во главе конного отряда и трепетала у него за плечами белейшая куфийя... Или о прохладных сводах мечети в Бужи, где на страницах фолиантов змеилась вязь, подобно ручью в оазисе... Или о том, как на исходе ночи он вышел из крепости Банн-Саляма в пустыню, поставив последнюю точку в своей — он это знал — великой книге...

Немая Тень замахала руками, привлекая к себе внимание.

Теперь о тебе. Ты умрешь. Есть у жизни предел. Наливается соком трава, чтоб увянуть. И гроздь виноградная полнится сахаром, чтоб умереть... Надежда твоя на бессмертие — царство, что тенью (да, тенью!) покрыло народы и царства поменьше. Могуче оно и широко раскинуло крылья. Не спорю. Надежда твоя — это войско, безжалостный меч и огонь. Надежда твоя — это толпы рабов, что строят бессмертье твое — монументы, мечети. И тлен не затронет, ты думаешь, царства Тимура, и будет оно возвышаться, бессмертье даря, как лес монументов на теле округлом Земли?