Читать «Стать бессмертным» онлайн - страница 104

Теперь по программе испытаний необходимо было протестировать другие системы агрегата, в том числе грунтоплавильный модуль, и бразды правления были переданы Александровскому. В отличие от Русакова тот отдавал команды отрывисто и чётко, словно был на плацу.

«Ещё минута, и тут все строем начнут ходить», — усмехнулся Евгений Иванович.

Было уже четыре часа дня, когда картинка на экране неожиданно начала двигаться, что вызвало одобрительный гул в зале.

— Все системы изделия работают в штатном режиме, — сообщил голос по громкой связи, — скорость продольного перемещения — один и три десятых сантиметра в минуту.

Гул в зале усилился. Люди, до сих пор сидевшие практически неподвижно, начали ёрзать на своих креслах и переговариваться друг с другом громким возбуждённым шёпотом. Многие, как бы невзначай, поглядывали в сторону Александровского, ожидая его реакции. Заёрзал и Евгений Иванович в своей «стекляшке», которого всё это уже здорово утомило. От сидения на не очень-то удобном стуле у него затекли ноги, и ныла спина.

«Надо будет на днях слазить в комнату досуга», — в сердцах подумал он.

— Думаю, можно считать программу испытаний на сегодня выполненной, — наконец сказал Александровский и повернулся к гостю из ЦК.

— У ЦК партии другое мнение, — впервые подал голос гость, — испытание необходимо продолжить и провести пуск изделия под нагрузкой.

Кто-то из «ниигеомашевцев» громко ахнул, а потом в зале стало тихо. Александровский встал.

— Иван Иванович, — не так чётко, как отдавал команды, но всё же достаточно твёрдо сказал он, — утверждённой программой испытаний предусмотрен пуск изделия вхолостую, после чего оно должно быть поставлено на семидесятидвухчасовую проверку. В случае если проверка не выявят отклонений, можно будет пускать изделие под нагрузкой, то есть, в породу. Пуск изделия под нагрузкой сейчас, без проверки, считаю нецелесообразным.

— У ЦК другое мнение, — невозмутимо повторил гость, — ЦК не может ждать. Необходимо произвести пуск под нагрузкой немедленно.

Александровский вытянулся во весь свой немаленький рост, что почему-то совсем не придало ему ни солидности или внушительности, а, наоборот, сделало его похожим на школьника перед завучем.

— Но это противоречит руководящим документам и отраслевым нормам, — уже не так уверенно, как раньше выговорил он, — кроме того, это просто опасно…

— Под мою ответственность, — отрезал гость, — командуйте, — и неожиданно резко добавил: — и не рассказывайте мне, фронтовику, про опасность!

Тишина в зале была гробовая. Евгений Иванович отчётливо слышал, как Илья, видимо, не очень заботясь о том, чтобы сохранить свои слова в тайне, сказал Александровскому:

— Володя, этого нельзя делать, мы сейчас всё запорем!

— Приготовиться к пуску изделия в породу, — вместо ответа скомандовал тот.

Произошедшее после Евгений Иванович вспоминать не любил; он всегда насильственно уводил свои мысли в сторону, когда из глубины его долгой, набитой всяким хламом, памяти пробивались фантомы того страшного дня. Его персональной вины в случившемся, разумеется, не было, но он ощущал невероятную тяжесть, даже физическую боль, вспоминая те три с небольшим часа, в течение которых ситуация из нормальной превратилась сначала в тяжёлую, затем в опасную, а потом и в катастрофическую. Ему было больно тревожить этот кусочек памяти не только потому, что четвёртого марта тысяча девятьсот семьдесят седьмого года рухнул его новый, только что сложившийся мир, но ещё из-за того, что он мог, хотя и чисто теоретически, предотвратить катастрофу, но ничего не сделал. Да, он был не в той должности, и его наверняка бы не послушали, а просто выгнали бы взашей, но он даже не попытался. Он просто сидел и смотрел, как всё вокруг с неотвратимостью пущенного под откос поезда движется в никуда…