Читать «Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву» онлайн - страница 173

Я же провела ремонт, изготовила мебель, купила много новых игрушек для детей и т. д., и к концу года бюджет садика был освоен до последнего рубля, за что я получила первую настоящую похвалу от директора.

Меня допекали и частые проверки: финансовые, санитарные и даже противопожарные. Но пожалуй, самыми серьезными были инспекции Министерства просвещения, где, я бы сказала, очень скрупулезно оценивался мой профессиональный уровень. Времена были очень тяжелые, свирепствовал антисемитизм, и мое пребывание в этой должности практически на 100 процентов зависело от инспектора Минпроса, а точнее, от его заключения. Некоторые из них почти в открытую занимались вымогательством. Но что я могла им предложить? Разве что тарелку детского супа. Кстати, кое-кто не брезговал даже этим супом.

Правда, директор завода всегда был на моей стороне, но я хорошо понимала, что случись что-либо, вряд ли он мне поможет. Со временем и родители детей, заметив положительные перемены, стали моими союзниками. К счастью, Господь меня миловал, и проверки проходили без больших неприятностей.

Жизнь постепенно приходила в норму. Мы с Мишей стали прилично зарабатывать и решили купить первый в жизни телевизор; они тогда только что появились в стране. Это был аппарат марки КВН с экраном размером в 10 инч. Чтобы увеличить изображение на экране, приходилось покупать большую линзу и ставить ее перед телевизором.

Эта покупка резко подняла авторитет Изика в нашем поселке в глазах его сверстников и сделала его очень популярным. Он часто приводил к нам в дом кучу детей разного возраста и солидно говорил мне: «Мама, пусть эти ребята посмотрят наш телевизор. Ботинки я сказал им снять». И я конечно же ему разрешала, даже если бывала очень уставшей и хотела отдохнуть.

Однажды я спросила его, ощущает ли он на себе антисемитизм, и Изик ответил, что после покупки телевизора он ощущает только большое уважение товарищей по школе и двору. «Все хотят со мной дружить», – сказал он. Иногда, правда, у него спрашивали, что это за имя такое у него – Изя? И вообще, это имя или кличка? Как-то он обратился ко мне с этим вопросом, и я объяснила, что это обычное еврейское имя. Не знаю, удовлетворила ли я его, но больше Изик никогда меня об этом не спрашивал.

Профсоюзный и партийный комитеты и конечно же администрация завода всячески мне помогали, поскольку были очень заинтересованы, чтобы дети работников не отвлекали от работы на производстве своих родителей. Тут было все в порядке. Но моя предшественница, которая все еще не потеряла надежду вернуться в детский сад, продолжала вредить мне. Она наговаривала различные сплетни родителям, настраивая их против меня, и даже посылала в администрацию завода анонимные жалобы, написанные чьей-то детской рукой. Одну такую анонимку Пенсон мне показал и предупредил, чтобы я вела себя осторожно и не поддавалась на провокации. А времена действительно наступили страшные. Пошла волна повторных арестов. Арестовали Салю и многих наших знакомых. Во всю мощь шла кампания борьбы с «безродными космополитами», и все евреи сидели тихо. Да, впрочем, не только евреи. Сажали, по-моему, тогда всех без особого разбора. Но все-таки евреев в первую очередь.

Поэтому я была чрезвычайно благодарна директору за такое участие в моей судьбе, тем более что он и сам уже не очень уверенно сидел в своем кресле.

Однажды по каким-то делам я зашла в строительный отдел завода и увидела там Бенциона, родственника уволенной заведующей. Там же находились главный инженер завода, тоже еврей, и еще несколько человек. Я давно уже знала, что он вместе со своей родственницей ведет против меня нечистую игру, и насторожилась.

Конечно, никакого скандала я затевать не собиралась, но когда он сказал, что многие родители очень жалеют, что его родственница ушла из детского сада, то не сдержалась и заявила, что он и его родственница – очень подлые люди. Сказала еще что-то, а потом добавила, что могу доказать это. Бени ничего не ответил и молча ушел, а главный инженер отозвал меня в сторону и тихо сказал: «Знаешь, Лена, ты зря погорячилась. Я с тобой полностью согласен, Бенцион – нехороший человек, но тем не менее неприятности скорее будут у тебя, а не у него». Я очень испугалась и вечером все рассказала Михаилу. Он тоже очень расстроился и обещал завтра же поговорить с Беней. Что он сказал Бене, Михаил не сообщил, но все обошлось, и я скоро забыла об этом инциденте.

После невероятных усилий, длительной беготни по различным учреждениям, после того, как Пенсон использовал все свои многочисленные связи, нам наконец удалось включить в бюджет статью о финансировании строительства нового здания под наш детский сад. Долго выбирали и согласовывали проект для строительства. Все типовые проекты выглядели как-то убого, и я уговорила директора завода доработать один из них. Бюджетных денег не хватало, но Пенсон и главный бухгалтер как-то решили эту проблему.

В течение полугода я постоянно ездила в проектный институт согласовывать наш проект и «проталкивать» его исполнение. Наконец он был готов. Проект предусматривал корпус на две группы: младшая – с детьми в возрасте от двух до пяти лет, и старшая – для детей от пяти до семи лет. В здании предусматривались спальни, комнаты для игр и столовая, кухня, склад для продуктов, кабинеты для персонала. Были запланированы также две большие раздевалки и небольшая прихожая у входа. Предусматривалось и новое оборудование на кухне. Короче, проект был замечательный и очень понравился всем участникам совещания, которое созвал директор по поводу обсуждения и утверждения проекта.

Проект утвердили без проблем, а вот начать строительство удалось не так быстро.

В то время работа в детском саду не считалась особенно престижной, но тем не менее многие стремились туда попасть. Причиной была не столько любовь к детям, сколько любовь к их пище. Время было голодное, и все старались держаться ближе к кухне. Ну а в детском саду кухня была вполне приличной, многие так питаться не могли.

Правда, статья расхода на питание в нашем бюджете была ограничена определенной суммой, в пределах которой мы и кормили своих детей, воспитателей, нянечек и прочий персонал, который, как говорится, помогал деткам кушать.

Некоторые нянечки и воспитательницы с удовольствием задерживались на работе сверхурочно, не прося доплаты, лишь бы еще раз поесть. И я им это разрешала, так как совсем недавно голодала сама.

Зарплаты у воспитательниц были мизерными, и мы с бухгалтером шли на всяческие ухищрения, чтобы как-то их увеличить. Помню, что, согласно штатному расписанию, полагались четыре воспитательницы, работающие по двенадцать часов. Но бедные женщины упросили меня не брать четвертого человека и работали сверхурочно, получая доплату. Я и директор, конечно, понимали, что это отражается на качестве ухода за детьми, а кроме того, существует определенный риск схлопотать неприятности при очередной финансовой проверке, но, глядя на этих замученных женщин, две из которых были вдовами, мы сознательно шли на эти нарушения.

Наконец началось строительство, и забот у меня существенно прибавилось. Прорабом стройки был молодой украинский еврей, очень веселый и энергичный. Отношения у нас сложились хорошие, но при этом он все время уговаривал меня что-то упростить или изменить в проекте, чтобы сэкономить стройматериалы. Постоянно подсовывал мне на подпись завышенные объемы произведенных работ, но по большому счету его бригада работала хорошо. Конечно, мне приходилось довольно часто угощать строителей водкой, которую я покупала на свои деньги. Иногда главный бухгалтер возвращал мне их, но чаще они шли из нашего семейного бюджета.

А что было делать? В России водка была всегда самым действенным стимулятором ускорения строительных работ, да и не только строительных.

Но даже водка не решала всех проблем. Не хватало стройматериалов и каких-то механизмов, часто вообще строителей перебрасывали в другое место, но все-таки стройка двигалась, и где-то через год все было готово. Вокруг здания посадили кусты и деревья, сделали большую детскую площадку с качелями и какими-то еще сооружениями, а всю территорию обнесли красивым литым забором.

Но когда прораб принес мне какой-то документ, где я должна была поставить свою подпись, означающую, что все выполнено в соответствии с проектом и претензий у меня нет, я заколебалась, так как хорошо понимала, что прораб уйдет, а недоделки останутся. Этот молодой еврейский мужчина долго меня уговаривал, а потом в сердцах сказал: «О, это настоящее еврейское упрямство». Протокол пришлось подписать, и мы начали переселяться.

В те годы было раздельное воспитание и обучение, то есть мальчики и девочки в детских садах и школах воспитывались и учились порознь.

Это вызывало определенные трудности, так как дети бегали из группы в группу, чтобы проведать товарищей по двору или дому. У девочек бывало немного спокойней, они реже дрались и были более послушными. Поэтому воспитательницы стремились работать в группах, где были девочки.