Читать «Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву» онлайн - страница 169

После освобождения Саля очень недолго нелегально прожила в Москве, а затем вместе с Димой переехала в Иваново – текстильный центр России. Буквально через несколько месяцев ее вновь арестовали, а Дима, которому было уже тринадцать лет, остался у хозяйки дома, где они снимали комнату. Хозяйка тоже в свое время прошла сталинские лагеря, поэтому с большим сочувствием отнеслась к Диме, которому пришлось бросить обычную школу и пойти учиться в ФЗУ – фабрично-заводское училище, где дети наряду с учебой уже работали и получали какие-то небольшие деньги. Жить Дима продолжал в этой доброй русской семье. Во время летних каникул Дима вдруг появился в нашем поселке, и я неожиданно увидела его стоящим у забора детского сада, где я работала директором.

Я первым делом спросила у него: «Димочка, мама знает, что ты у нас?» – а он как-то грустно ответил: «Если бы мама знала, что я хочу поехать к вам, то она бы не разрешила это сделать». Потом он помолчал немного и продолжил: «Тетя Лена, ты разве не знаешь, что маму опять арестовали?» И тут я уже растерянно посмотрела на Диму, и сердце мое сжалось. Я обняла его, и мы пошли к нам домой. По дороге Дима рассказал мне, что Саля перед тем, как ее увели, успела сказать, чтобы он разыскал Салину сестру или ее подругу Сару Чечик. «Они обязательно тебе помогут, сыночек», – сказала Саля на прощанье. Но Салина сестра, которой Дима написал куда-то, ответила, что не может его принять, так как ее муж какой-то ответственный работник и сын репрессированной родственницы может испортить ему карьеру. Скорее всего, Димина тетя так прямо не написала, но Дима был уже почти взрослым (в таких условиях дети рано взрослеют) и правильно понял смысл письма. Тетка прислала ему немного денег, и на этом их общение закончилось.

Сара, напуганная еще в 1937 году, тоже не приняла Диму и посоветовала обратиться к нам, что он и сделал.

Дима прожил у нас все лето. В конце августа он как-то сказал мне: «Тетя Лена, я, наверное, должен вернуться в Иваново. Я понимаю, что уже большой и могу жить сам». Эту фразу я запомнила почти дословно. Слезы душили меня, но я понимала, что не могу ему ничего предложить. Жили мы тогда во Владыкине, как, впрочем, и всю прошлую жизнь, в очень стесненных жилищных условиях – в комнате около 11 кв. м, и было нас уже четверо. И тут вдруг Михаил сказал мне: «Лея, давай оставим Димочку у нас. Я устрою его в ФЗУ при нашем заводе, и мы как-нибудь проживем». Я растерялась, не знала, что делать, как решить эту нелегкую задачу. Тогда, перед войной, мы забрали Диму, спасая его от верной гибели. Окажись он во время войны в Белоруссии, куда переехал его детдом, у него было бы мало шансов выжить. Да и было ему тогда только три года, и решать его судьбу, естественно, пришлось нам. А теперь он стал уже почти юношей. Пусть очень недолго, но Дима уже пожил со своей матерью, и, бесспорно, в нем пробудились какие-то сыновние чувства.