Читать «Философия свободы. Европа» онлайн - страница 272

Исайя Берлин

Вечера. С. 120.

152

Там же. С. 77–78.

153

Там же. С. 58.

154

VIII, 283–284.

155

См. его «Lettres a un gentilhomme russe sur l'inquisition espagnole» («Письма к русскому дворянину об испанской инквизиции») — III, 283–401.

156

VIII, 81.

157

VIII. 82.

158

III, 184.

159

VIII, 82.

160

VIII, 94.

161

«l'adversaire de tout son siècle» (France Anatole. Le Genie laun. Paris, 1913. P. 242).

162

IX, 78; ср. также III, 394.

163

Письмо к графине фон Зенфт от 8 октября 1834 см.: Lamennais Félicité de. Correspondance générale / Ed. Louis de Guillou. Paris, 1971–1981. Vol. 6, letter 2338. P. 307.

164

Вечера. С. 382.

165

Там же.

166

VIII, 294.

167

Вечера. С. 58.

168

Там же. С. 109.

169

Там же.

170

См.: Gianturco Elio. Joseph de Maistre and Giambattista. Vico: Italian Roots of Maistre's Political Culture. Columbia University Ph. D. thesis. Washington, 1937.

171

Вечера. С. 80.

172

«Как правят в Турции? Силой Корана ‹…› не будь его, трон султанов исчез бы в мгновение ока. Как правят в Китае? Посредством афоризмов, законов, конфуцианской религии, дух которой и есть подлинный государь, властвующий уже на протяжении двух с половиной тысяч лет…» (VIII, 290)).

173

Ср. замечание Вико по поводу определения государства у Спинозы: «общество лавочников» (The New Science of Giambattista Vico, trans. Thomas Goddard Bergin and Max Harold Fisch, revised ed. New York, 1968. P. 33.5. P. 98). Ср. также у Бональ да: «как будто общество заключается лишь в стенах наших домов или городов; как будто, где бы ни родился человек, нет ни отца, ни матери, ни ребенка, ни языка, ни небес, ни земли, ни Бога, ни общества» (Bonald[L. G. A.] de. Du divorce… 2nd ed. Paris, 1805. P. 13).

174

IX, 77.

175

Отношение де Местра к Наполеону было поразительно и характерно двойственным. С одной стороны, Наполеон — пошлый выскочка, грубо разрушивший старинные ценности, гонитель Папы и законных государей, дерзкий осквернитель священного таинства коронования, превративший его в кошмарную пародию, моральный выродок, враг человечества. С другой стороны, он отчетливо понимал возможности власти, не скрывал презрения к демократам, либералам, интеллектуалам и прочим членам ненавистной секты, а главное, никчемность и слабость Бурбонов очень уж оттеняла военный и административный гений человека, вновь поднявшего Францию к высотам славы. Всего этого проповедник реализма и власти не мог не видеть. Де Местр, официальный представитель Сардинского королевства, а на деле жертва французского императора, претерпевал ежедневные унижения хотя бы потому, что в Петербурге был французский посланник (это автоматически препятствовало официальному признанию его собственного дипломатического статуса), однако жаждал встретиться с Наполеоном. Наполеон, со своей стороны, ценил его блистательные сочинения, находя в них, по ряду свидетельств, близость к собственным политическим взглядам. Де Местр считал свое положение на редкость тягостным. Он писал в Кальяри донесения, в которых подробно развивал свои мысли. Наполеон, конечно, узурпатор, но разве не в той же степени, что и Вильгельм Оранский, чью династию признали все европейские монархи? Наполеон — бездушный убийца, но разве он погубил стольких невинных, скольких умертвила английская королева Елизавета I? В конце концов, всякая власть — и законная, и незаконная — от Бога, а Бонапарт укрепил и расширил границы великого Французского королевства, что не удалось бы ему, не будь он в некотором смысле орудием Провидения. Официальные лица Сардинского королевства были просто скандализованы этой казуистикой. Король Виктор-Эммануил, глубоко ею шокированный, в строгой форме воспретил своему полномочному представителю вступать в какие бы то ни было отношения с корсиканским чудовищем. Это чрезвычайно огорчило де Местра. Однако власть он ставил превыше всех достоинств; даже самому жалкому воплощению законной королевской власти следовало неукоснительно повиноваться, чтобы принцип нерассуждающей покорности государю мог и впредь сиять столь же ярко. Тон его дипломатических отчетов становился все более желчным и ироничным. Ему поставили на вид «удивительную странность» его просьб (IX, 104–105). Де Местр заверил своего августейшего господина в том, что будет исполнять все его приказания буквально, но не может обещать, что никогда не удивит его. Наполеона он так и не увидел.