Читать «Призрак Александра Вольфа» онлайн - страница 9
Гайто Иванович Газданов
— Как же вы решили с ней расстаться? — спросил я.
— Это не я решил, милый друг, — сказал он. — Ушла от меня смугляночка, и недалеко ушла, к соседу. Вот, — он показал мне завёрнутую книгу, — к нему и ушла.
— К автору этой книги?
А к кому же другому?
— Можно посмотреть? — сказал я, протягивая руку.
— Пожалуйста.
Я развернул бумагу — и мне сразу бросилось в глаза знакомое сочетание букв: «I’ll Come То-morrow», by Alexander Wolf.
Это было в такой же степени неожиданно, как удивительно. Я молчал несколько секунд, продолжая смотреть на заглавие. Потом я спросил:
— Вы уверены, что приказчик в магазине не ошибся и не дал вам что-то другое?
— Помилуйте, — сказал он, — какая же тут может быть ошибка? Я по-английски не читаю, но уж в этом, будьте уверены, не ошибусь.
— Я знаю эту книгу, но мне недавно сказали, что её автор англичанин.
Он опять засмеялся.
— Саша Вольф англичанин! Тогда почему, черт возьми, не японец?
— Вы говорите — Саша Вольф?
— Саша Вольф, Александр Андреевич, если хотите. Такой же англичанин, как мы с вами.
— Вы хорошо его знаете?
— Ещё бы не знать!
— Вы давно его видели в последний раз?
— В прошлом году, — сказал он, наливая себе водки. — Ваше здоровье. В прошлом году, в это же время приблизительно. Как закатились мы тогда на Монмартр, так там двое суток и оставались. Я уж и не помню, что было и как я домой попал. Это каждый раз, когда он в Париж попадает. Я, знаете, сам не прочь выпить и — как бы это сказать? — порезвиться, но уж он слишком. Я ему говорю — Саша, побойся ты Бога. А он отвечает всегда одинаково — жизнь, говорит, у нас только одна, и та очень скверная, так какого же черта? Что вы на это скажете? Приходится соглашаться.
Он был уже совсем пьян, его язык начинал заплетаться.
— Он, значит, живёт не в Париже?
— Нет, он все больше в Англии, хотя его повсюду носит. Я ему говорю: отчего, дьявол, по-русски не пишешь? Мы бы почитали. Говорит, нет смысла, по-английски выгоднее, платят лучше.
— А что же было с Мариной?
— Время у вас есть?
— Сколько хотите.
Тогда он начал рассказывать во всех подробностях о Марине, об Александре Вольфе, о том, когда и как все это происходило. Это был беспорядочный и довольно цветистый рассказ, который изредка прерывался тем, что он пил то за здоровье Вольфа, то за здоровье Марины. Он говорил много и долго, и, несмотря на то, что это было лишено хронологической последовательности, я мог составить себе более или менее отчётливое представление обо всем.
Александр Вольф был моложе этого человека, — его звали Владимир Петрович Вознесенский, он был духовного происхождения, — на пять или шесть лет.
Он был из Москвы или, может быть, из других мест, но, во всяком случае, с севера России. Вознесенский познакомился с ним в конном отряде товарища Офицерова, левого революционера с уклоном к анархизму. Отряд этот вёл партизанскую войну на юге России. — Против кого? — спросил я. — Вообще против всяких войск, которые пытались захватить незаконную власть, — сказал Вознесенский с неожиданной твёрдостью. Насколько я понял, никакой определённой политической цели товарищ Офицеров не преследовал. Это был один из тех авантюристов очень чистого типа, которых знает история каждой революции и каждой гражданской войны. Численность его отряда то увеличивалась, то уменьшалась — в зависимости от обстоятельств, большего или меньшего количества трудностей, времени года и множества других, нередко случайных, причин. Но основная его группа всегда была одна и та же, и Александр Вольф был ближайшим сотрудником Офицерова. Он отличался, по словам Вознесенского, некоторыми, классическими в таких рассказах, качествами: неизменной храбростью, неутомимостью, способностью очень много пить и был, конечно, хорошим товарищем. В отряде Офицерова он провёл больше года. За это время им пришлось жить в самых разных условиях: в крестьянских избах и в помещичьих домах, в поле и в лесу; иногда они голодали по нескольку дней, иногда непомерно объедались, страдали от холода зимой и от жары летом, — словом, это было то, что известно по опыту почти всякому участнику сколько-нибудь длительной войны. Вольф, в частности, был чрезвычайно аккуратен и чистоплотен — до сих пор не понимаю, когда он успевал бриться каждый день, — сказал Вознесенский; он умел играть на рояле, мог пить чистый спирт, очень любил женщин и никогда не играл в карты. Он знал по-немецки, это выяснилось однажды, когда Вознесенский и он попали к немецким колонистам и старуха, хозяйка фермы, не говорившая по-русски, собиралась послать свою дочь на подводе в ближайший город, за три километра, чтобы сообщить там штабу советской дивизии, что в деревне находятся два вооружённых партизана. Она сказала все это дочери по-немецки, в присутствии Вознесенского и Вольфа.