Читать «У светлой пристани» онлайн - страница 16

Вячеслав Викторович Сукачев

Они вошли в круг, и Савелий взял Таисью за руку, через тридцать два года взял. Вот как оно в жизни получается…

Он с первых же шагов поймал музыку, и у него ничего получалось, ладом, не осрамился. Да и Таисья крепко положила руку на плечо, надежно под нею было. И словно бы не было у них за все минувшие годы радостей отдельно и горя в одиночку, так дружно и согласно почувствовали они себя, бледнея от воспоминаний и еще от этого, такого близкого: «Синенький скромный платочек падал с опущенных плеч…»

— Ты пошто один-то все? — укоризненно спросила Таисья, но по глазам ее видел Савелий, что не укоряет она его, нет, а благодарит.

— А мне одному сподручней, — беззаботно ответил Савелий, — алименты некому платить.

— Эх, Савелка, Савелка, — горестно вздохнула Таисья, — годы-то как прошумели. Тебе ведь ноне полвека сравнялось?

— Помнишь? — сразу же притих Савелий и с ноги сбился, зачастил деревяшкой. Но Таисья легонько поддержала, и он выровнялся, опять хорошо пошел.

— А то! Как же не помнить, родной ты мой, если я всю жизнь свою с тобой одним и прожила. Вот разве на детей от тебя немного оторвала, а так больше никуда. — Таисья кусала губы, в глазах ее талая беда встала, что и Савелий засопел, заворочал седой годовой, прогоняя, пряча в себе слезы, что уже под самое яблочко подперли.

— Охолодали мы с тобой.

— Так ведь и холодная вода жгется.

— Эх, война проклятущая! — стиснул Савелий руку Таисьи. — Всю жизнь нашу поковеркала. Скоро тридцать лет, как отвоевались, а она все тут, рядышком ходит, и конца ей не видно.

А музыка в это время уже стихла, и Сергей Долинин жадно затягивался папиросой, обложив баян здоровенной рукой.

— Ты заходи проведывать, — попросила Таисья, с трудом выпуская руку Савелия, — заходи, не чужие ведь.

— Зайду как-нибудь, — опустил голову Савелий, — прощай пока. Да и тебе ведь на пристань дорога не заказана…

Как вышел Савелий из клуба, как домой дошел, он не помнил. Очнулся лишь на плашкоуте и долго пил крепкий чай, не замечая горечи и не ощущая себя в этом мире…

Савелий закурил. Тихо мерцала вода от лунного света, и по этому рябому мерцанию несся на плашкоут леспромхозовский катер, то и дело разрывая ночной воздух пронзительной сиреной и сильным светом прожектора.

Лишь только катер ошвартовался, из рубки выскочил долговязый капитан и помахал Савелию рукой. Это был на редкость худой и длинный армянин, известный шутник и острослов. Сколько лет он капитанил в леспромхозе, трудно было сказать, но Савелий помнил его еще до войны.

— Привет, старая калоша, — прокричал Сурен, перемахивая на плашкоут и скаля зубы.

— Ишь ты, какой веселый, лапотник речной, — улыбнулся Савелий, давно привыкший к дружеской грубоватости Сурена.

— Бог пожелал развеселить бедняка, спрятал его осла, а потом нашел. Здорово, Савелий. Как поживаешь?

— Не хуже тебя.

— Гулял вчера?

— Было дело. А ты в район мотался?

— В район, Савелий. Вместо запчастей штраф начальнику везу.

— Стыда на них нет, — огорчился Савелий, — сами же план требуют. А кедр, где рубили-то, давно перестоялся.