Читать «Запонки императора, или орехи для беззубых» онлайн - страница 31

— Вы не хотите со мной проехать в посольство?

— Что я там забыла?

Он наклонил голову:

— Вы мне подходите…

— А вы мне — не очень…

Он кружил меня, точно робот, и только после паузы заявил:

— Боб одобрил…

Я не сразу поняла, а поняв, резко остановилась.

— Да что я вам — телефонная девочка?

Он упрямо продолжал меня раскручивать.

— Боб скачал «о’кей», он мои вкусы знает.

— Но я вам не по карману…

Вот тут он засмеялся, блеснув очень крупными и белыми зубами, отчего правильное лицо стало жестоким и холодным.

— Сколько?

— Может быть, устроим аукцион?

— Я все равно всех переиграю, ведь я — из Бахрейна…

Мне вдруг стало скучно. Мы вернулись к Карену, и я ушла в туалет, чтобы накраситься и выкурить сигарету для спокойствия.

Значит, Карен решил пустить меня в раскрутку? Пресытился или сделка оказалась выгодной? Я вспомнила, как он говорил, что всегда все продает, если ему дают хорошую цену.

Интересно, во сколько оценил меня этот нелепый шейх?

Когда я вернулась в зал, шейха уже не было, и Карен извинился, пояснив, что «мальчик выпил и потерял голову».

Было темно, когда я сошла с электрички. К счастью, Дмитрий Моисеевич жил недалеко от станции, и я пролетела это расстояние, как олимпийский бегун. Убийство Карена заставляло меня ежесекундно оглядываться и прислушиваться к шагам за спиной.

Он был дома, в старомодной суконной домашней куртке с брандебурами. Дмитрий Моисеевич открыл мне дверь, стараясь не показать, как удивил его мой визит в такое время.

Отцовский друг был маленький, крепенький, похожий одновременно и на гриб-боровик, и на Тома Сойера, такой же курносый, веселый и озорной, отчего белые волосы выглядели париком.

— Что-нибудь с мамой, с папой?

— Нет, со мной.

Лицо его выразило явное облегчение. Родителей он любил, а меня считал девицей с плохим характером, которую мало секли в детстве.

— Сначала чай, — сказал он, пропуская меня в комнату — потом эмоции.

Он двигался бойко хотя и стал подволакивать ногу, да и левая половина лица оставалась неподвижной.

— Дядя Дима, — сказала я, — что же вы не известили, когда заболели?

— Хорошенькое дело! А кто первый прилетел на метле? Твоя мама. Она две недели меня выволакивала Не слышала?

Моя мать никогда не рассказывала о тех, кому помогала. И я обрадовалась, что они помирились. Я подозревала, что он был влюблен в нее в молодости, хотя и сочувствовал отцу из-за ее стремления исполнить роль «Синей птицы». Он столько пережил. что казался мне мудрым, как царь Соломон, и я решилась на исповедь.

Дмитрий Моисеевич слушал молча, даже наводящих вопросов не задавал. А главное, я не ощущала в нем презрения, которое так эффектно проявила мама, узнав о моем «грехопадении».

Невольно я сравнивала его с Кареном, более молодым, уверенно-расчетливым. Кто был счастливее?! Сидевший напротив старик, так и не сподобившийся получить квартиру в Москве, хотя воевал во время войны в эскадрилье «Нормандия — Неман», имел знак Почетного легиона, давно мог переехать во Францию, но остался участковым врачом в полусельской больничке? Или властный армянин, рассчитывающий каждый шаг, питавшийся женщинами, как чуреком, не потративший крупицу сердца на дружбу и любовь?!