Рев Пожирателя – торжествующий и яростный – был последним, что услышал Андрей Духов в выдуманном и искалеченном мире.
Глава 11
Завещание Со-Творца
Серебристый свет. Со всех сторон. Его столько, что можно утонуть. Но Андрей не боялся, понимая, что этот свет добрый. Он не даст погибнуть и принесет домой.
Духов летел вперед. Наверное, скорость была дикой, но он не чувствовал этого. Иногда приходилось поворачивать, время от времени Андрей замедлялся, а то и вовсе останавливался. Потом полет возобновлялся, и в голове вновь стучало единственное слово: «Скорее!»
Наконец Андрей замер и почувствовал, что сидит – на чем-то твердом, без спинки. Разглядеть что-либо пока не удавалось: глаза все еще слепил серебристый свет. Казалось, сияние заполнило всю голову, вытеснив мысли.
Прошло немало времени, прежде чем свет перед глазами стал меркнуть, а зрение – возвращаться. Андрей увидел размытый прямоугольник занавешенного окна, стол, заваленный бумагами. Вздрогнув, он ощутил, как под ним качнулась и скрипнула табуретка.
«Дома! – Духов вцепился в края табурета пальцами, будто боялся, что тот исчезнет. – Вернулся!»
Табурет не исчезал. Окружающее продолжало медленно, будто фото в растворе проявителя, появляться перед глазами, предметы обретали очертания. Вскоре Андрей смог различить стопки книг и кипы газет, что подпирали стену в комнатке Кагановского, кровать писателя, дверь в коридор.
И тут накатило. Слезы рванулись на свободу. Духов сдавленно вскрикнул, соскользнул с табурета, приложившись о пол коленями и локтями, и заревел. Он трясся, поливая половицы соленой влагой, подвывал и никак не мог остановиться. Андрей знал, что выглядит нелепо, но ему было плевать. Кагановский должен понять: он много раз проживал события и представляет, через что пришлось пройти его гостю.
Но почему писатель молчит? Наверное, ждет, когда Духов придет в себя. Что ж, это правильно. Однако пора успокаиваться…
Слезы душили уже не так яростно, и вскоре Андрей окончательно справился с их натиском. Прерывисто вздохнув, он выпрямился, посмотрел на Кагановского и замер.
Писатель сидел в кресле за столом. Неподвижно, чуть запрокинув голову и открыв рот. Глаза Кагановского тоже были открыты. Но он уже ничего не мог увидеть…
– Умер, – дрожа, пробормотал Андрей, потрясенно глядя на писателя.
Он почти не ощущал страха – только растерянность. И не представлял, что делать дальше.
«Почему? Что с ним случилось?» – вопросы сами возникали в голове. Духов понимал, что не сможет ответить ни на один, и потому, чтобы сделать хоть что-то, встал с колен.
Смотреть на мертвого старика было тяжело и страшно. Андрей скользнул взглядом по столу и увидел исписанный размашистым почерком лист бумаги, укрывающий круглые клавиши печатной машинки.
«Его ведь раньше не было», – Духов нахмурился и взял лист.
«Я не уверен, что ты прочитаешь это, – начиналось послание. – Не каждому дано вернуться из мира, созданного Со-Творцом. Я всегда населял свои миры страхом, смертью и жестокостью, в этом ты мог убедиться, читая мои книги. Такова уж моя прихоть. Но я буду рад, если ты покинешь Чашу Жизни целым и невредимым.
Понимаю, что должен многое объяснить, а потому не буду тянуть.
Все началось в тот самый день, когда я, маленький мальчик, лишился руки. Многие называли чудом то, что мне удалось выжить. Они правы, но только отчасти. Потому что со мной действительно произошло чудо – в истинном понимании этого слова. Я ведь умер, когда меня завалило. И пока люди пытались добраться до несчастного мальчика, молясь, чтобы тот оказался жив, я покинул тело и разговаривал с тремя высокими фигурами в черных балахонах. Точнее – слушал.
Они называли себя Со-Творцами, способными создавать маленькие отдельные миры. Вселенная громадна, говорили они, и по большей части наполнена пустотой, как бы парадоксально это ни звучало. И Со-Творцы обладали даром временно заселять эту пустоту жизнью.
Дар Со-Творцов невероятно редок – и я оказался одним из тех, кто им обладает. Поэтому Со-Творцы и задержали меня на пороге смерти. Они предложили мне вернуться в мир людей, продолжать жить, но с одним условием: я должен стать одним из них. Что мог ответить маленький перепуганный мальчик, который только что был дома, а потом – после гула вражеских бомбардировщиков и чудовищной встряски – оказался неизвестно где? Конечно, я согласился.
Придя в себя и начав выздоравливать, я долгое время думал, что Со-Творцы были сном. Госпиталь пугал меня – ты и сам должен понимать это, раз читал мою биографию. Пугал так, что иногда хотелось зажмуриться и перенестись куда-нибудь, где тихо, светло и спокойно.
И однажды я перенесся – в просторную и чистую комнату с большими окнами, за которыми светило солнце и пели птицы. Ни взволнованных голосов врачей, ни стонов и криков, ни лязга медицинских инструментов, ни сирен. Там было хорошо.
Но потом пришлось вернуться. И тогда я понял, что Со-Творцы действительно существуют и сделали меня одним из них. Та комната не могла быть сном – я сам создал ее, пытаясь спастись от кошмаров госпиталя.
Тогда я продолжил. Однако миры выходили мрачными, жестокими и враждебными. Думаю, сказалось мое пребывание в госпитале. Я привык к боли и страданиям.
Со-Творцы говорили, что каждый из них волен распоряжаться своими мирами, как ему вздумается. Кто-то путешествует из одного в другой, кто-то зарабатывает, погружая в придуманную реальность людей, умеющих хранить тайны и способных хорошо заплатить, кто-то прячется… Я же хотел, чтобы мои приключения переносились на бумагу – и придумал, как это сделать. Умения Со-Творцов не ограничиваются одним лишь созданием миров. Все мы сильные маги, и я воспользовался этим. Сначала, еще в детском доме, заколдовал ручку – та сама писала, пока я в роли героя жил в другом мире. Потом, много лет спустя, купил печатную машинку и наделил ее той же способностью. Стоило написать лишь одну или полторы страницы, потом прочесть – и я становился героем будущего рассказа, повести или романа.
То же произошло и с тобой. Ты отправился в пострадавшую от Волны Безумия Чашу Жизни, а моя печатная машинка взялась за работу. И теперь кто угодно может прочитать о твоих приключениях – роман лежит в верхнем ящике стола, он твой…»
