Читать «Время истинных чувств (сборник)» онлайн - страница 88

Мальчик сидел, с ногами забравшись на стул, и читал книжку, взятую в детской библиотеке. Раздался звонок в дверь.

– Иванко, отвори двери, посмотри, кто там, – попросила внука бабушка, занятая выпечкой пирогов. Мальчик вышел в коридор и открыл дверь. В дверях стояла вполоборота к дверям нищенка Юлька. Нищенка была маленького роста. Одета она была в выгоревший ватник и видавшую виды серую юбку из плотной ткани. В руке Юлька держала старую армейскую алюминиевую миску.

– Бааа, тут Юлька, – крикнул из коридора Иванко.

– Иди сюда, я сама с ней поговорю. Ты пирожки не трогай пока, горячие ещё, – ответила бабушка, зная пристрастие внука к сладкой выпечке. Софья Петровна вытерла руки полотенцем и вышла в коридор к нищенке.

– Заходи, Юля, в сени. Дождик сегодня. Не мокни напрасно. Бабушка взяла из рук нищенки миску и пошла на кухню.

– Вынеси ей стул. Пусть посидит пока. Я ей покушать соберу, – сказала она внуку.

– Ба, а чего мы должны её кормить. Вон у Витьки её даже в дом не пускают.

– Замолчи. Господи, прости его, неразумного, – трижды перекрестившись, произнесла бабушка. – Не твоего ума дело, что мне делать. А если бы ты, не дай бог, голодный ходил как она? А? Не от лёгкой жизни она ходит по дворам. Людей любить надо и жалеть. Так и в Библии написано.

– Так ты же читать не умеешь, как ты знаешь, что в Библии записано? – огрызнулся внук. Бабушка, ничего не говоря, подошла и несильно ударила Иванко ладошкой по голове. Тот почувствовал, что виноват. От обиды он покраснел и ушёл в другую комнату.

В комнате он сел на кровать и взял в руки книгу. Но интерес к чтению у мальчика совсем пропал. Богатое воображение тут же начало разворачивать разные варианты, в которых он представлял себя вот таким же голодным и бездомным, как нищенка.

Бабушка, ополоснув кипятком Юлькину миску, налила недавно сваренного борща. Чтобы Юлька не обожглась, она поставила всё это на второй стул. Потом крупно нарезала хлеб и положила на тарелке рядом. Молча скрестив руки на груди, баба Соня начала читать молитву. Юлька всё это время безучастно смотрела на пол. Только её губы выдавали то, что она беззвучно вторит словам молитвы.

– Да благослови, Господи, эту еду. Аминь, – ещё раз перекрестившись, закончила молитву баба Соня и сказала, обращаясь к Юльке. – Не торопись, борщ горячий ещё. А поешь, я тебе узвар дам с пирожками. Как раз они остынут. Не буду тебе мешать.

Юлька, которую бабушка часто кормила, знала её обычай всегда молиться перед едой. Нищенка перекрестилась после молитвы трижды. И только после этого она достала из своей котомки ложку, завёрнутую в платочек, и начала кушать, неторопливо отламывая кусочки хлеба и бросая их в борщ. Даже сейчас Юлька заняла такую позу, низко склонившись над миской, чтобы не было видно её лица. Поев и вытерев остатками хлеба досуха свою миску, она хотела положить её в котомку, но бабушка подошла к ней, взяла миску и ложку в руки и хорошо вымыла в горячей воде. Насухо вытерев, Софья Петровна отдала ей посуду назад. Выпив компот из сухофруктов, который бабушка называла узвар, нищенка достала из солдатского вещмешка чистый кусок белого полотна. Завернув в него пироги, Юлька встала со стула, завязала потуже свой платок и, накрывшись ещё одним большим платком, трижды поклонилась.

– Постой, Юля, – бабушка протянула нищенке полкуска мыла, – возьми, пригодится.

Юлька взяла мыло и, положив его в свой мешок, еще раз низко поклонилась. Не говоря ни слова, нищенка вышла на улицу. Никто и никогда не слышал от Юльки ни единого слова и не видел её лица. Мальчишки, с которыми гулял во дворе Иванко, говорили, что у неё страшное лицо, а вместо носа пришита большая пуговица. А ещё говорили, что она глухонемая.

Бабушка вынула из печи следующую партию пирогов, выложила их на столе и, накрыв полотняным полотенцем, оставила остывать. Она проверила, не остыли ли пирожки с вишнями, и вошла в комнату, где сидел на своей кровати внук.

– Пошли, Иванко, пирожки остыли уже, – сказала она внуку и вернулась на веранду. Иванко поплёлся за бабушкой.

– Бери пирожки, остыли уже. Узвару налить? – спросила бабушка внука. Иванко не любил узвар и попросил обыкновенного чая.

– Сейчас, только вот чайник поставлю на огонь. Не спеши, ешь не торопясь, никто у тебя не отберёт. А если будешь торопиться, от свежей выпечки икота может напасть. Лучше запивать чем-нибудь.

– Ба, а у Юльки на самом деле вместо носа пуговица пришита? – с аппетитом уминая пирог, спросил внук.

– Да кто тебе такую ересь сказал? Нет, конечно. А не показывает лица своего, наверное, потому что уж очень много горя пришлось перенести в жизни. Вот и не хочет, чтобы ещё и в лицо плевали. Бедная она женщина. И совсем беззащитная. Каждый, бедолагу, обидеть может. Ты, смотри, не обижай её и не дразни. Господь накажет тех, кто бессловесных, как она, обижает. Не бери никогда греха на душу.

– А она тебе много рассказывала о тех, кто её обижал? – поинтересовался внук.

– Нет. Она всё молчит. Люди, правда, говорили, что не местная она. Пришлая. Как-то раз я видела, как она держала в руках крестик. Очень красивый, серебряный. Такой крестик раньше, говорят, только паны носили. Кто знает, может, она тоже знатного рода, – сказала бабушка, наливая заварку в чашку. Она приготовила внуку чай и поставила его на стол. Софья Петровна присела рядом со внуком на стул и устало положила руки на колени. Поглядев в окно несколько минут, она снова заговорила с внуком.

– Ты, Иванко, не должен быть жестоким к таким людям, как Юля. Не ожесточай своё сердце против нищих. Если в твоей жизни будут встречаться такие люди, как она, ты должен им помогать, чем сможешь. Господь тебе воздаст за это. И не слушай никакие глупости о ней от мальчишек, – бабушка встала из-за стола и, поцеловав внука в макушку, пошла в свою комнатёнку, помолиться перед иконой Божьей матери.

Иванко был добрым и послушным подростком. Он очень любил слушать разные истории и притчи от бабушки. Всё, что она рассказывала ему с малолетства, оседало где-то в его душе и давало постоянную пищу для его воображения. О Юльке он часто фантазировал, выдумывая разные невероятные истории. Иванко рисовал её в своём воображении попавший в детстве то к пиратам, то к злодеям, мучавшим её и вырвавшим язык.