Читать «Сон» онлайн - страница 3

Иероним Иеронимович Ясинский

– Ладно. Зачем сердиться!

Он стал что-то напевать и по временам заливался тихим рассыпчатым смехом, между тем как жена возилась с самоваром и накрывала стол.

– Ой, жжёт! Ой, жжёт! – начал кричать старик.

– Что жжёт? Где?

– Под ложечкой… А теперь сосёт… да так щекотно… Ха-ха-ха-ха! Ай! Смерть как щекочет! Ха-ха-ха!

И он опять заливался. Прасковья Ниловна, накрыв убогий стол, угрюмо молчала, в ожидании дочери и гостя.

У неё был свой сундук, где хранилось, кроме тряпья, всё съестное, а у дочери – свой. Настенькин сундук, обитый жестью, замыкался двумя замками, наружным и внутренним. В этом сундуке было много добра. Там хранились новые шестирублёвые ботинки, купленные Настенькой на этой неделе. Она сказала, что в стукалку деньги выиграла. Хранилось там шёлковое перекрашенное платье. Было полдюжины рубах с кружевными «кокетками», было золотое с бирюзою кольцо, зеркальце аплике, серьги с брильянтиками. Она сказала, что серьги нашла. Были и ещё разные вещи. Старуха радовалась, что Настенька бережлива, но её обижала скупость дочери. Настенька никогда кусочка сахару ей не даст! Всё собирает; кусков двадцать и теперь в сундуке лежит. Следовало бы проучить Настеньку. Взять да поесть без неё кутью. На Настенькин рубль надежды нет, и Прасковья Ниловна выразила её только при чужом человеке, чтоб знали, какая у неё добрая дочь.

Минут через десять на лестнице послышался стук, и вошёл мелочной торговец в барашковой шубе и с корзиной. Он снял шапку, помолился на образа и поклонился хозяевам, тряхнув подрезанными чёрными волосами.

– Что это вы с корзиной? – спросила Прасковья Ниловна.

– Гусятинка! Поросёночек! Рыбка! Булочки! – закричал Свистун, поворачиваясь на брюхе как на шаре; он радостно потирал руки.

Приспелкин подошёл к Прасковье Ниловне и склонил голову.

– Не взыщите за малое приношение…

Прасковья Ниловна сжала губы и протянула ему с благодарностью руку.

Она хотела сначала отставить корзину в угол, чтоб показать, как мало они нуждаются. Но голод – не тётка. Да и любопытно было, что там такое, в самом деле. В кулёчках оказался изюм, чернослив, сахар, миндаль, орешки. И кроме предметов, перечисленных Свистуном, она достала из корзины вяленого карпа, десяток сельдей, причём дворянский нос её различил сейчас же, что сельди хорошие, голландские, первый сорт. Наконец, блеснуло горлышко очищенной. Старуха всё, что было постного, поставила на стол, и трапеза предстояла обильная. Свистун, беседуя с Приспелкиным (который плохо слушал его, всё поглядывая на дверь, не войдёт ли Настасья Егоровна), не удержался и потихоньку стащил кусок гусятинки. Отвернувшись к стенке, он вдруг замолчал и стал жадно пожирать мясо.

Когда Прасковья Ниловна управилась, Приспелкин спросил, вытирая пот со лба пёстрым платком:

– Что ж, Настасья Егоровна?

– А который теперь час? – сказала Прасковья Ниловна.

Приспелкин вынул из бархатного в зелёных мушках жилета золотые часы.

– Скоро восемь.

Старуха нахмурилась. Приспелкин стал говорить, что, быть может, подружки задержали барышню, но проницательная старуха видела все его мысли. Торговец думает, что тут кондитер виноват. И хотя старуха думает как раз то же самое, но она защищает дочь. Бедная Настенька! Уж как она трудилась! Ночей не досыпала, вышивая сорочку! А заплатят ли ей за труд!?