Читать «Верный муж (сборник)» онлайн - страница 77

Мария Метлицкая

И Москва была, с нашей комнатухой в восемь метров… И пусть не гортензия на окне, но твои любимые фиалки трех цветов: белая, розовая и темно-синяя. И как они все дружно замерзли, окочурились в ту холодную зиму, и как ты горько плакала, словно не будет больше в твоей жизни фиалок.

И наши «сиротские» ужины перед зарплатой – жареные черные гренки с чесноком. Ничего не ел вкуснее! А после зарплаты – пиры! Обед в «Узбекистане» – пятерка на двоих и столько всего! Цирк на Цветном, помнишь? Никулин, такой нелепый и трогательный, как вся наша жизнь. Такой незащищенный, такой ранимый и от беспомощности чуть нагловатый.

Евтушенко в Политехническом:

…ты спрашивала шепотом – а что потом, а что потом? Постель была расстелена, и ты была растерянна. Моя неповторимая, моя необратимая…

Хрустальный голос Беллы. Тихий, чуть скрипучий, Окуджавы. Тихий и пробирающий до самого дна. И твои слезы. Ничего дороже не было, ничего. И долгий путь домой – пешком, по заснеженным и тихим улицам любимого города. А помнишь, ты где-то вычитала про непонятные анчоусы? Что это за птица такая, эти анчоусы? – спросил я. Ты ответила, что знаешь приблизительно – что-то вроде крошечной соленой рыбки. Но тебе так хочется попробовать эту «новость», что я, дуралей, побежал на Арбат, на Кировскую, обегал все возможные рыбные и деликатесные, и – увы! – про анчоусы никто, разумеется, ничего не слышал. Все смотрели на меня, как на идиота. Советский человек вполне довольствовался мороженым хеком и простипомой. Тогда я купил в кулинарии жареной мойвы и притащил домой. Мы ели эту «твойву», как пошутила ты, и смеялись, как полудурошные. Анчоусы, разумеется, анчоусы – мы веселились и были так счастливы, что ночью я проснулся в холодном поту и подумал: «Так не бывает! Не может господь отвесить человеку такое количество счастья!» Как в воду глядел.

И все же все это было! Было. А значит, все было не зря. Наверное, так. По крайней мере, если так думать, то все не так страшно, даже уходить из этого мира.

Грустно одно – мы так долго держались, а напоследок…

Впрочем, это и правильно – ты не та, и я не тот. Грустно видеть свою молодость в таком вот «исполнении». Грустно и не нужно. В конце концов, мы же не супруги, встречающие совместную старость, когда дозволено все – храпы и прочие звуки по ночам, челюсть в стакане, кряхтение по утрам, больницы, лекарства, запоры, давление.

Может быть, эта твоя мудрость, приказ исчезнуть из твоей жизни, исчезнуть навсегда, и есть самое правильное решение.

Расстаться вовремя, не смотреть друг на друга – дряхлых и немощных. А остаться в памяти все-таки другими. Почти живыми и не совсем древними.

Что, собственно, и получилось – ты осталась там. Все еще прекрасной, почти здоровой и почти молодой. Твой последний сценарий был справедлив – за что тебе и спасибо.