Читать «Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 4» онлайн - страница 213
Мурасаки Сикибу
– О, я понимаю, сколь чисты ваши намерения, и искренне признательна вам за то, что вы и теперь принимаете в ней такое участие, – плача, отвечала монахиня. – Вы и вообразить не можете, как тревожит меня мысль о ее будущем. Ведь придет время, когда меня уже не будет рядом…
«Но кто же эта женщина? – спрашивал себя Тюдзё. – Судя по всему, они все-таки связаны родственными узами».
– Я не стану уверять вас, что сумею обеспечить ей беспечальное будущее, – сказал Тюдзё, – ибо человеку не дано знать, что у него впереди, но, коль скоро я обещал, я не изменю своему слову. Но убеждены ли вы, что ее никто не разыскивает? По-моему, именно некоторая недоговоренность в этом отношении и препятствует нашему сближению, хотя, впрочем, для меня это не имеет особого значения.
– Возможно, ее и разыскивал бы кто-нибудь, останься она в обычном для женщины этого мира обличье. Но она сама порвала все связи с миром и не помышляет ни о чем, кроме молитв.
Тогда Тюдзё отправил женщине такое послание:
На словах же он передал ей обычные уверения в неизменной преданности:
«Я почел бы за особенное счастье, если бы вы согласились видеть во мне брата. Каким утешением была бы для меня возможность хоть иногда беседовать с вами!..»
«Я верю в искренность ваших чувств, но, увы, я слишком ничтожна, чтобы постичь смысл ваших речей», – ответила женщина, сделав вид, будто не поняла содержащегося в письме намека.
На своем коротком веку ей довелось изведать столько невзгод, что жизнь сделалась для нее тягостным бременем, и единственное, о чем она мечтала, – уподобившись засохшему дереву, тихо и незаметно влачить свои дни в этой горной глуши. Теперь, когда ее давнишнее желание было наконец удовлетворено, она заметно повеселела, посветлела лицом, часто шутила с монахиней и играла с ней в «го». Разумеется, большую часть времени она отдавала молитвам и усердно изучала разные сутры, начиная с сутры Цветка закона. Скоро выпал снег, люди перестали приходить в Оно – как всегда бывает зимою – и потянулись унылые, однообразные дни (512).
Прошло еще немного времени, и год снова сменился новым. Однако здесь, в Оно, ничто не напоминало о весне. Скованная льдом река по-прежнему была безмолвна, и вид ее располагал к унынию. Мысли женщины все чаще устремлялись в прошлое, и хотя ей казалось, что она сумела окончательно изгнать из памяти образ человека, который сказал когда-то: «Но блуждала, тоскуя, душа…»
как-то написала она, по обыкновению своему в промежутках между службами упражняясь в каллиграфии. «Целый год прошел с того дня, как я умерла для всех, – думала она, вспоминая прошлое. – Помнит ли меня кто-нибудь?»
Однажды им принесли первую зелень в грубой, некрасивой корзинке, и монахиня сказала: