Читать «Сквозь столетие (книга 1)» онлайн - страница 132

— «Первая и самая большая у нас нужда — в земле, — продолжал читать Хрисанф, — без которой мы не можем прокормить свои семьи. Наделенной нам земли мало, и взять ее в аренду негде, помещичьи земли поднялись в цене, и обработать их с выгодой для нас мы не можем… У господ и земли очень много, и они высокие должности занимают, а у нас мизерные клочки. Дальше так жить без земли мы не можем, ведь земля — наша единственная кормилица. Вторая наша беда, государь, — наша темнота… Мы хотим и сами учиться, и детей учить, но нет доступных школ… Третья наша беда, государь, это наше бесправное положение — нет у нас настоящих прав. Простой крестьянин не смеет слова сказать. Велят молчать и слушаться. Это величайшая несправедливость. Вот это, государь, самое большое наше несчастье. Горе наше великое, и терпеть дальше нет сил…»

— Так и у нас то же самое!

— Ей-богу, про нас написано!

— И у нас жизни нет!

— Что же делать?

— Значит, всюду мужики так живут! И земли нет, и дети голодные!

Поднялся такой гвалт, что Хрисанф замолчал. Все громко кричали — вырвалась наружу ненависть к запорожанскому помещику и к царским приспешникам. И никто не заметил, что к ним приближались всадники. Вместе с ними на коне летел Зюка, держа в руке ружье. Зюка бешено кричал:-«Стреляйте! Стреляйте!» Но хорунжий приказал бить людей нагайками и тыльной стороной шашек. Драгуны стегали нагайками и мужчин, и женщин, сбивая их с ног.

Кудлаенко в стороне гарцевал на коне и окидывал толпу хищным взглядом. Увидев Хрисанфа, закричал: «Вот он! Арестуйте его! Он — зачинщик!»

Хорунжий приказал схватить Хрисанфа, но черноусый драгун размахнулся и ударил его в грудь саблей, а бородатый нанес ему удар прикладом по голове.

— Ироды! За что вы его так? — отчаянно завопила Лидия и рванулась к Хрисанфу, упавшему на стерню.

Поскольку крестьяне не оказывали сопротивления, хорунжий приказал драгунам отъехать в сторону и, пошептавшись с Зюкой, увел отряд назад в село.

Увидев на сорочке Хрисанфа кровь, Лидия упала на грудь мужа и громко зарыдала. Никита Пархомович поднял ее на ноги, попросил парней поднять Хрисанфа и положить на телегу.

— Лида! Давай платок! Женщины! Найдите чем перевязать рану. Быстро! — Никита разорвал засаленную Хрисанфову сорочку и бросил в сторону. — Принесите воды! Надо промыть рану! — командовал он.

Женщины протянули несколько белых платков, смоченных в воде. Он смывал кровь, но она продолжала сочиться из побледневшей груди. Никита Пархомович взял поданный ему платок, накрыл им рану и посмотрел вокруг.

— Нужны чистые бинты! Рвите свои сорочки на широкие ленты. Надо туго перевязать грудь.

Раненого Хрисанфа привезли домой, а Никита Пархомович поехал на подводе в волость к фельдшеру. Он нашел фельдшера дома и умолил его немедленно приехать в Запорожанку. Земского фельдшера Каллистрата Ивановича уважали в окружающих селах. Более тридцати лет лечил он земляков. Пока ехали в Запорожанку, Каллистрат Иванович жаловался, что земство мало помогает жителям. «Только одно название — больница. А что в нашей больнице? Один я, и за врача, и за фельдшера. Да еще санитар Петр Коренной. Вот и вся наша медицина. Много мне пришлось повидать на своем веку. Вы же знаете, Никита Пархомович, что я и с турками воевал. Мы тогда братушек наших болгар из турецкой неволи освобождали. Когда война закончилась, врач нашей дивизии сказал мне: «Поедешь, Каллистрат, домой, будешь в земской больнице людей на ноги поднимать». Приехал в Полтаву, и меня послали сюда. Сказали, что будет больница. А где она? Избушка на курьих ножках. Все на Каллистрате держится. Я и хирург, и акушерка».