Читать «Секс, ложь и фото (сборник)» онлайн - страница 22
Светлана Алешина
Эклектика, которая показалась мне основополагающим принципом оформления причудливого интерьера, умело организованный хаос эпох и жанров наконец обрели в моем сознании верное толкование. И Египет, и готика, и медвежья шкура — все это было вариациями на тему ледяного порядка, застывшей строгости, выверенности поз и пропорций, благородной сдержанности, касалась ли она эмоций или творческой фантазии строителей соборов. Шкура белого медведя придавала обстановке не меховое тепло и уют, а скорее навевала антарктический холод, усиливавшийся подбором декора и предметов, отсылавших воображение к Египту и Средневековью. Прибавьте к этому софиты — и вы получите впечатление общего морального и физического неуюта.
— За что будем пить? — пристально посмотрел на меня Александр. — Ты какая-то задумчивая сегодня.
— Ты говоришь так, словно знаешь меня со школьной скамьи, — с иронией ответила я, — давай выпьем за то, чтобы неприятности прошли стороной, твои неприятности.
Мне почему-то захотелось вывести из себя этого улыбчивого и неуязвимого с виду «фараона».
— Ты говоришь о позавчерашнем убийстве? — не мигая, смотрел на меня Александр.
— Мне бы не хотелось, чтобы… — Я запнулась.
— Чтобы я последовал за Дени?
— Да, — нетвердо произнесла я. Волнение не давало мне говорить непринужденно.
— Ладно, давай выпьем.
Мы сделали по два глотка.
— Все-таки, согласись, странно посреди Тарасова встретить уголок Древнего Египта… не просто музей, а…
— Понимаю, что ты хочешь сказать. Видишь ли, непросто наблюдать все это не в музеях, а жить с этим. Конечно, у меня нет настоящей мумии, нет золотого трона, — засмеялся он, — но у меня есть воображение, восприимчивость… Я могу проникнуться этим… Ты знаешь, — глаза Александра запылали, — мне по ночам иногда представляется, что я мумия фараона, плывущая в саркофаге по волнам вечности. В прошлый раз ты сравнила жизнь с морем…
— Не очень оригинальное сравнение, — скромно сказала я.
— Дело не в его оригинальности, а в его верности, — увлекся темой Александр, — жизнь — море… Но смерть — океан!
Он был возбужден разговором.
— В Древнем Египте знали это! — воскликнул он, но, устыдившись своей восторженной одержимости, смущенно рассмеялся, — прости. Я, наверное, кажусь тебе чудаком. У меня ведь ни машины, ни телефона нет. Женщинам кажется это странным.
Александр пожал плечами.
— Понимаю, — пробормотала я.
— Что такое весь этот пластиковый комфорт перед искусством?! Прав был Шопенгауэр, когда сказал, что единственное, что может возвысить человека над проявлениями вечноалчущей воли и даровать ему безмятежную вечность созерцания, — это искусство! Были, конечно, и такие разочарованно-депрессивные типы в литературе, как Камю, считавшие искусство проявлением все того же неизбывного абсурда. Только я так не думаю, искусство выше жизни, жизнь смотрится в него как в зеркало. Иначе она утратит ясность и самосознание.
— Мне все-таки кажется, — осмелилась я возразить, — что жизнь богаче любого искусства. И дело творца учиться у нее…