Читать «Секс, ложь и фото (сборник)» онлайн - страница 21

— Может, «Рене Мартен»?

Неплохо живет фотохудожник.

— Хорошо, — поддалась я искушению.

Я расслабилась. Мой взгляд стал осваивать интерьер. Второй этаж наподобие террасы выступал над первым: их разделяли металлические перила. На фото, развешанных в холле, воспроизводились два равновеликих мотива — Древний Египет и средневековая готика. Я заметила, что у фараонов и царей были женские лица. Моделями явно служили наши современницы. На некоторых фото были запечатлены мумии и доподлинные саркофаги, а также произведения древнеегипетского искусства. Но преобладали, как я догадалась, собственные работы Шилкина, на которых обычные девушки усилиями его творческой фантазии превращались в царственных правителей и правительниц Египта. Меня заинтересовали не лица и фигуры этих девушек, стилизованные под Древний Египет, а большое цветное фото готического собора.

Александр достал из бара-саркофага пузатую бутылку «Мартена», принес из столовой, помещавшейся за перегородкой в правом от камина углу, две объемные рюмки, нарезанный лимон, пористый шоколад, фрукты на керамической тарелке и, расставив все это на столике, принялся разливать коньяк.

— А это что? — Я указала на фото, где роскошной черной короной посреди розовых крыш неведомого городка, с дальней перспективой синей горы возвышался поразивший мое воображение собор.

— Собор Вольвик в Оверни, — на секунду замер и улыбнулся Александр.

— Ты сам фотографировал?

— Я не раз бывал во Франции.

— В Париже? — наивно спросила я.

— Париж — это далеко не вся Франция, — добродушно усмехнулся он и прошел в столовую.

Оттуда Шилкин принес стул диковиннее того, на котором я сидела. Мне вначале даже стало как-то не по себе. Он навеял мне воспоминания об эпохе инквизиции. А может, это отдаленная пародия на электрический стул? Две ассоциации слились в кольцо гнетуще-странного впечатления. На стыке этих смыслов и зависло мое вибрирующее, как электрический провод, воображение. Каркас чудовища щерился выступающими рейками квадратного сечения. Плоская спинка и сиденье не располагали к вальяжной позе.

— Тебе не страшно на нем сидеть? — вымученно улыбнулась я.

— Страшно? — приподнял брови Александр, — скорее не очень удобно.

— Зачем же ты приобрел этот стул? — с недоумением посмотрела я на него.

— Это мой любимый стул, — невозмутимо отозвался Александр, — для творцов нет ничего важнее и ценнее эстетики, — гордо изрек он, но тут же рассмеялся нарочитой серьезности собственного тона.

— Любимый? — Я заерзала на жестком деревянном сиденье.

— Неудобство — мой жизненный и эстетический принцип, — Александр грел в руке рюмку, — в наш век, век приспособленчества и погони за моральным и материальным комфортом, я выбираю диаметрально противоположное тому, что занимает спекшиеся мозги посредственностей. И потом, представь себе, как сидят перед камином: развалясь, едва внимая собеседнику, нехотя посасывая коктейль. Такие стулья, — он указал глазами на свой и мой, — не дадут расслабиться, они призывают к дисциплине и вниманию.

«Довольно слабая концепция при всей ее оригинальности», — мысленно прокомментировала я тираду Александра.