Читать «Рябиновый дождь» онлайн - страница 95

Витаутас Петкявичюс

— Можете, — Саулюс вдруг почувствовал, что израсходовал весь свой запал.

— Хорошо. Пока не вернусь, катай заместителя. У тебя будет еще одна возможность наслушаться про меня разных бредней. А теперь беги готовить машину и не забудь забрать из переплетной проекты…

В самолете Моцкус еще раз вспомнил весь разговор с Саулюсом и улыбнулся.

«Никуда я его не отпущу, заставлю учиться, а потом поглядим. — Закрыв глаза и сложив руки на животе, он медленно вертел большими пальцами и все думал, сравнивал. — Настоящий отец, гаденыш: и сообразительный, и смелый, и начитанный, и чертовски нетерпеливый. Немного, конечно, потакаю ему… — Он хотел сосредоточиться на предстоящем отчете, но воспоминания были куда ярче, чем невыразительный, отпечатанный на плохой бумаге доклад… Он все еще ходил по берегам бурлящего ручейка, пытаясь освободиться от мелких, незаслуженных обид, стараясь избавиться от уничижающей его личность, отвратительной неуверенности, которую порождают постоянные подозрения и желание одного человека превратить в свою собственность другого. Яркие картины прошлого изменили и течение его мыслей: — Бескорыстными мы можем оставаться очень недолго: пока у нас чего-то много или пока нам что-то требуется от других, а все остальное — измышление поэтов. Бируте права, я не создан для любви, тем более для семьи, не создан для войны и риска, для меня все должно быть подлинно, осязаемо, фундаментально… — Он воображал себя таким, каким никогда не был, каким становился на очень короткое время, когда, разозлившись на свои неудачи, запирался от жены среди своих книг. — Я могу полемизировать с той или иной системой научных доказательств, а с людьми — как-то не клеится…»

…Тогда был конец мая. Он возвращался с охоты кислый, злой, ничего не подстрелив. Бируте хлопотала на кухне. Почему-то ему стало тоскливо и тревожно. Он пришел к ней и спросил:

— Может, помочь?

— А что вы умеете?

— Картошку чистить, — пошутил он, а она восприняла эти слова всерьез и поставила перед плитой корзину с картошкой, налила в ведро воды и дала ему в руки нож.

Отступать было некуда. Моцкус протянул ноги к огню и взялся за работу. Ковырялся молча. Бируте наблюдала за ним тайком, наблюдала в открытую и наконец заговорила:

— Вы не мне помогать пришли, вам самому помощь нужна.

— Не понимаю. — Он покраснел до ушей.

— Смотрю на вас, и одно до меня не доходит: такой умный, такой большой и такой хороший… но, поверьте мне, нормальный человек не может не сердиться хотя бы на тех, кто заслуживает этой злости.

— Мне некогда. — Он не мог понять ее.

— Неправда, — не согласилась она, — и вы злитесь, только как-то странно. Что худого сделали вам эти звери и птицы? Почему вы хотите, чтобы было больно всем, если больно вам? Почему вы злитесь, когда все уже забыли о причине вашей злости? Еще вчера вы говорили: природа — это пластырь, лучший врачеватель души, а сегодня опять топчете, уничтожаете этот пластырь, совсем не думая, что завтра, чего доброго, снова придется накладывать его на рану. Ведь это самоуничтожение.