Читать «Рябиновый дождь» онлайн - страница 50

Витаутас Петкявичюс

Господи, уже тогда ему следовало умереть. Только тогда, под грохот выстрелов, когда не было никого больше, лишь он и она. Когда, измученные и перепуганные, крепко обнявшись, они ждали смерти, но смерть почему-то не торопилась, бродила рядышком, взрывалась выстрелами, пугала криками агонизирующих людей и заставляла их любить, потому что из-за людских глупостей мир не может закончиться…

Потом все утихло.

А утром, когда, расцеловав ее, он снова попытался лечь к ней, она усталым голосом попросила:

— Не мучь меня больше.

— Почему? Ведь ты… Ведь я тебя…

— Ты мне противен.

Он послушно встал, оделся и, ничего не сказав, ушел домой. По пути его снова остановили солдаты:

— Руки вверх!

Он не послушался.

— Где ты был?

— Здесь, совсем рядом, — ответил он. — Вы не хуже меня знаете.

— Мы искали тебя.

— А я — вас.

— Прекрасно. Поехали.

Совсем недалеко, на крутом склоне озера возле Швянтшилиса, еще дымился взорванный бункер, а рядом лежали семеро мужчин. Точнее, четырнадцать ног, которые успел сосчитать Стасис. Офицер взялся за край брезента, откинул его и спросил:

— Эти?

Он ничего не мог ответить, потому что пересчитывал: четырнадцать… четырнадцать, значит, не шестнадцать… Только семеро. А где восьмой? Его нет. Значит, опять все сначала?!

Стасис наклонился к трупам и, увидев муравьев, стал икать.

— Ну и мужчина! — смеялись солдаты, радуясь, что и на сей раз на земле лежат не они.

— Мужчина, но не мясник, — обиделся он на грязных, почерневших, увешанных оружием солдат. — Вон тот, что с большой родинкой под глазом, ихний главарь, а этот — Слесорайтис из соседнего колхоза. Люди говорят, что он Гавенасов… За двоих могу расписаться. Все, — сказал он командиру, у которого висел на шее большой морской бинокль, а про восьмого, про этого негодяя Пакросниса, и по сей день не дающего ему покоя, промолчал. — Если не ленитесь, идемте ко мне, — предложил солдатам.

— А зачем?

— Водку пить.

— По какому случаю?

— Есть повод: то ли день рождения, то ли свадьба.

И они кутили целый день.

— Стасис, что за праздник? — не понимала его и мать.

— Лучше не спрашивай, — он пил и целовал солдат.

И снова под вечер к нему прибежала Бируте. И та, и уже другая. Она не смотрела ему в глаза, стояла, отвернув голову в сторону, а он подошел к ней, словно к алтарю, и попросил с искренним раскаянием:

— Только ты не сердись…

…В коридоре раздался сильный стук, Стасис поднял голову и увидел участкового врача, входящего впереди любознательных соседей. Он даже не кивнул доктору. Вытянулся весь и снова вспомнил.

— Не плачь, — успокаивал он Бируте. — Эти уж точно не придут… — А теперь он еще мог бы сказать всем невеждам, что женщины, как и мужчины, очень часто защищаются — нападая, только их атаки похожи на капитуляцию, внезапную, странную, никакой логикой не объяснимую. А победителю иногда и жить не хочется. Это, видимо, происходит оттого, что женщина редко замечает, что сделал для нее мужчина, она видит только то, чего он еще не сделал. Но это — ошибка. Любить надо не то, что вечно, а то, что не повторяется дважды. Уметь угождать женщинам — значит уметь обманывать их. Я не умел этого и проиграл. Поэтому никакая часовенка, никакое раскаяние мне не помогут. Щедры только победители. Нет на свете такого оскорбления, которое нельзя было бы простить после того, как отомстил за него…