Читать «После империи. Pax Americana – начало конца» онлайн - страница 61

Но Америка не обладает военным могуществом Рима. Ее властвование над миром не может обойтись без согласия выплачивающих дань правящих классов периферии. За пределом определенного уровня взимаемой дани и определенного уровня финансовой ненадежности присоединение к империи может стать для них неразумным выбором.

Наша добровольная услужливость может сохраняться при условии, если Соединенные Штаты обращаются с нами по справедливости, если они все больше и больше воспринимают нас как членов центрального властвующего общества. В этом заключается сам принцип имперской динамики. Они должны убедить нас своим универсализмом как на словах, так и на деле в том, что «мы все — американцы». Но вместо того чтобы быть все большими американцами, мы все больше становимся подданными второй категории, потому что отказ от принципа универсализма является, к сожалению всего мира, центральной идеологической тенденцией развития современной Америки.

Глава 5

Отход от универсализма

Одной из основных опор империй, обусловливающих одновременно и их динамизм, и стабильность, является универсализм, то есть способность относиться на равноправной основе ко всем людям и народам. Он делает возможным постоянное расширение границ системы власти на основе интеграции в центральное ядро завоеванных народов и людей. Изначальная этническая основа оказывается превзойденной. Граница людской группы, которая идентифицируется с системой, беспрерывно расширяется, поскольку принадлежность к этой группе позволяет подвластным стать властвующими. В умах покоренных пародов начальное насилие победителей превращается в великодушие.

Успех Рима, крушение Афин, как мы это видели выше, объясняются не столько различием военных возможностей, сколько постепенным расширением прав на обретение римского гражданства и все большим сужением возможностей получить афинское. Афинский народ оставался этнической группой на кровной основе. С 451 года до нашей эры для получения афинского гражданства требовалось, чтобы оба родителя были афинянами. Римский народ, который вначале нисколько не уступал афинскому в том, что касается этнического самосознания, постепенно расширялся за счет включения в свой состав всего населения Лация, затем всей Италии и, наконец, народов всего Средиземноморского бассейна. В 212 году нашей эры эдикт Каракаллы предоставил римское гражданство всем свободным жителям империи. Провинции дали Риму большинство его императоров. Можно было бы привести другие примеры универсалистских систем, оказавшихся способными умножить свой военный потенциал благодаря отношениям с людьми и народами на основе равноправия: Китай, который и сегодня объединяет невиданную в истории массу людей под единой государственной властью; первая арабская империя, молниеносное расширение которой объясняется в равной мере как крайним эгалитаризмом ислама, военной мощью завоевателей, так и упадком Римской и Парфянской империй. В современной истории советская империя, развалившаяся в результате слабости своей экономики, опиралась на принципы равноправия в отношениях с народами, что скорее является характерной чертой русского народа, чем проявлением коммунистической идеологической надстройки. Франция до относительного демографического спада была по европейским масштабам империей и функционировала по законам универсалистского кодекса. В числе недавних крушений империй можно напомнить и крах нацизма, радикальный этноцентризм которого не допускал, чтобы изначальная мощь Германии увеличивалась за счет интегрирования покоренных народов. Сравнительный анализ свидетельствует, что способность народа-завоевателя относиться на основах равноправия к покоренным народам не является результатом воздействия внешних факторов, а заложена в своего рода изначальном антропологическом коде. Это a priori культуры. Народы, семейная структура которых, рассматривающая братьев как равных, эгалитарна, — например, в Риме, Китае, арабском мире, России, в Парижском бассейне Франции — склоняются к восприятию других людей и народов как себе равных. И предрасположенность к интеграции других является результатом этого эгалитарного a priori, А народы, изначальная семейная структура которых не включает полного равноправия между братьями, как, например, в Афинах и — еще более яркий пример — в Германии, не могут воспринимать в качестве равных других людей и другие народы. Военные завоевания ведут, скорее, к усилению собственного этнического «я» завоевателя. Они порождают в большей мере фрагментарное, чем цельное видение человечества и скорее дифференциалистское, чем универсалистское поведение. Англосаксов трудно разместить на оси днфференциализм-универсализм. Англичане — откровенные дифференциалисты. Им удавалось из века в век сохранять гэльскую и шотландскую идентичность. Британская империя, созданная на заморских территориях благодаря подавляющему технологическому преимуществу, просуществовала недолго. Она не пыталась ни в какой мере интегрировать завоеванные народы. Косвенное управление, indirect rule, не ставившее под угрозу существование местных обычаев, стало профессией англичан. Осуществленная ими деколонизация была относительно безболезненной, шедевром прагматизма, поскольку перед ними никогда не вставал вопрос о превращении индусов, африканцев или малайцев в британцев стандартного формата. Французам же, многие из которых мечтали превратить в обычных французов вьетнамцев и алжирцев, было значительно труднее отказаться от имперского прошлого. Увлеченные своим скрытым универсализмом, они вступили на путь защиты империи, что принесло им целую серию военных и политических поражений.