Читать «Югорские мотивы: Сборник рассказов, стихов, публицистических статей» онлайн - страница 58

Возьмите в руки спичку. Зажгите ее. Подождите – пусть сгорит и обожжет вам пальцы. Представьте, что так умирает какой-нибудь человек. Может, даже вы. Сделаете это двадцать миллионов раз? Нет?

Когда погибает человек, это страшно. Очень страшно. Когда погибает миллион, страшно уже оттого, что цифру эту округляют до ровной. Не сосчитали всех. Не смогли.

Сейчас нас много – больше сотни миллионов. Мы живем, едим, пьем, курим – проедаем себя, как скоты. Но, если хотя бы каждый пятый из нас подумает, что какой-то солдат когда-то УМЕР НЕ ЗА СЕБЯ, можно считать, что наша скотская жизнь прощена. Мы сможем ЖИТЬ ЗА НИХ.

Александр ФИЛАТОВ

Ромашка

Лепестки, как облачка, собрались по кругу,

Ветру вторя, шелестят, шевеля друг друга.

Знают все они про всех, так уж мир устроен,

Чем кто дышит, кто любим, кто любви достоин.

Не смолкая говорят, сами себя губят,

И погибнув, не солгут: любит иль не любит…

Если что, то не поймут, братку ветра спросят,

Ведь не зря он смех и боль – все с собой уносит.

Вот такой уж чудо-цвет по полям разбросан,

Он и солнца свет впитал и купался в росах.

Златокудрый аромат в беленькой рубашке,

Тот, кто любит, – тот придет к полевой ромашке.

Розы на счастье

Ты видишь – лепестки снаружи обморожены,

Они цвели, но жизнь взяла свое.

И вот теперь, в один букет уложены,

Несут в себе признание мое.

Они росли в ущелье, что под кручею,

В верховье, у излучины ручья.

И все же по судьбе, а не по случаю

Тебе дарю их, милая моя.

Они купались в росах, грелись в лучиках,

Впитали гордость гор, хрусталь ручья.

И несмотря что стебли их колючие,

От всей души дарю тебе их я.

Они умрут, а вот тепло останется.

Своим теплом в твое тепло войдут.

Они не знали то, что с ними станется,

Пусть в сердце с новой силой расцветут.

Перевернут, встревожат и взволнуют,

Желанье, счастье и любовь зажгут.

Внесут в твой быт свою струю живую

И, умирая, все же не умрут.

Росы

Нежно укрыт одеялом туманным,

Ветер заснул в кроне старой ветлы.

Как хорошо в этом царстве хрустальном!

Сил набирают земля и цветы.

Ну а наутро, лишь брызнет рассвет,

Скатерть лучистая вспыхнет огнем.

В каждой росинке вдруг включится свет,

Солнце и небо омоются в нем.

Рухнувшее счастье

Отболела душа, запорошена

          и покрылась кромкою льда.

Воровски, неспросясь,

          непрошено в этот дом закралась беда.

Паутиною сердце окутала,

          пеленою закрыла глаза,

Нас с тобою обманом запутала,

          что распутать уже и нельзя.

Пью мертвецки. Нет бы одуматься,

          выгнать пришлую старой клюкой!

Посмотри, ведь под кромкою тонкою

          сила жизни струится рекой.

Будет время, и сердце согреется,

          и начнется в душе ледоход,

А сейчас в том краю холодеющем

          даже время замедлило ход.

Счастья льдинка рассыпалась вдребезги,

          не собрать, не сложить по частям.

И смеется поземкою старая,

          что любовь разлетелась к чертям.

Счастье, счастье, какое ты хрупкое,

          как тебя удержать, не сгубить!

А за рухнувшим счастьем, как водится,

          рвется жизни тончайшая нить.

Новогодний случай

Мороз крепчал, уже давно за сорок,

И ветер ни на миг не утихал,

Срывая снег и пыль с окрестных горок,

Порывисто взвывая, лютовал.

Все, как вчера, хотя промчались годы…

Их в смене было ровно двадцать пять,

И третий день им не было погоды,

А вылеты задержаны опять.

Их ждали семьи, жены, дети, внуки,

И каждый был нетерпелив и зол,

Ведь женские заботливые руки

Давно накрыли новогодний стол.

Вдруг вырвалось у всех почти что разом:

«Что толку ждать?! Не будет все ровно!

К чертям погоду, все, айда, на базу,

Мы сами бы доехали давно».

И вот в пути уже четвертый час,

И что там впереди, никто из них не знал,

Дремали все, но, не смыкая глаз,

Водитель вел по зимнику Урал.

И вдруг – толчок и бешеный удар!

Машина падает на левый бок.

Лишь снег да лед искрятся в свете фар,

Шофер затормозить уже не смог.

И вот они в безжизненной пустыне…

«Поднять, подрыть», – теснилось в головах…

Нашли топор с лопатою в машине,

Но сделать все трудней, чем на словах.

Они кричали, смачно матерились,

Работали, чем можно и кто мог.

И жгли бензин, и про себя молились,

Но не помог им всемогущий бог.

Остыло все, проклятый жгучий холод

В них проникал и сердце холодил.

И каждый был из них красив и молод,

И каждый в одиночку уходил.

И вот в живых осталось только пять.

Кругом пустыня – кустика не сыщешь,

И помощи им неоткуда ждать,

И рыщет смерть, и лютый ветер свищет.

Сожгли что есть, последний скат сгорел,

С последнею искрой ушла надежда.

И ни один из них не уцелел,

Рассвет на мертвом поле не забрезжил.