Читать «Принц Вианы» онлайн - страница 36

Дмитрий Старицкий

Вот паштет из дичи меня очень порадовал тонким насыщенным вкусом, и куриная печенка, приготовленная особым образом, по-анжуйски, хорошо пошла по пищеводу.

Ну и, конечно, фуа-гра, куда же без него. Пришлось показывать себя патриотом (выяснил по дороге, что по отцу изначально я из рода Фуа, из первых графов Шарлеманя), хотя эту циррозную и чрезмерно жирную гусиную печень я и в прошлой жизни не очень-то жаловал. И совсем не из-за ее дороговизны — просто на вкус не нравилась. Но тут меня удивили тем, что сделали это блюдо из утиной печенки. Пришлось попробовать из чистого любопытства — монопенисуально, как говорят врачи в двадцать первом веке.

Зато мальки угря в рассоле оказались просто божественными на вкус. Особенно под молодое белое вино сорта сира.

Сыров на десерт слуги приволокли более двадцати сортов, но сыр «морбье», удививший меня поначалу тонкой прослойкой натуральной золы, затмил их все. Удивительный, неожиданный для сыра сливочно-ореховый вкус. Я от него никак оторваться не мог, особенно под хорошее вино. Все отколупывал и отколупывал помаленьку перед каждым глотком.

В общем, оттянулся я за все свое полуголодное существование в этом времени, и в опочивальню меня опять пришлось под руки волохать. Ладно, я же раненый. Мне простительно и слабость показать.

Ночевал на огромной кровати под балдахином на витых позолоченных столбах, на которой человек десять в ряд можно было положить. Произведение явно не мебельщика, а архитектора.

На настоящем шелковом белье.

Весь грязный на всем чистом. Апофеоз роскоши.

Умыться на ночь мне даже не предложили — на столике только оловянный кубок и серебряный кувшин вина. Но у меня уже не было никаких сил что-то еще требовать.

Зато ночную вазу под кровать мне поставили серебряную, с чеканкой. Руку оттянула, какая была тяжелая. Я ее минут десять вертел — разглядывал, пока огарок свечи не оплыл совсем. Музейная вещь. Вряд ли этот пафосный ночной горшок дожил до наших времен; скорее всего перечеканили его на монеты в революцию или при Бонапарте. В лучшем случае пылится теперь в дальнем запаснике Лувра. Что в принципе одно и то же — никто его не видит. А классный ювелир над ним старался. Очень близко по стилю к школе Бенвенуто Челлини, но, возможно, это один из тех настоящих образцов, от которых великий маэстро отталкивался в своем творчестве. Сам же намекнул в мемуарах о том, что в молодости занимался фабрикацией так называемых «антиков», якобы оставшихся от Древнего Рима. Один из них я и держу в своих руках; возможно, что действительно древнеримский. А Челлини еще и не родился даже.

Свеча погасла.

Все — спать.

Ранним утром, осознавая себя варваром и культурным преступником, едва продрав глаза, я все же свершил акт дефекации в серебряную ночную вазу. Да простят меня потомки. Никогда не понимал японского кайфа: годами копить деньги, чтобы один раз намылиться в золотой ванне.