Читать «Закат и падение Римской Империи. Том 1» онлайн - страница 249

Эдвард Гиббон

Оружие Аврелиана восторжествовало и над внешними и над внутренними врагами республики. Нас уверяют, что благодаря его спасительной строгости во всей Римской импе­рии были вырваны с корнем преступления и склонность к мятежу, вредные замыслы и пагубные заговоры, а также все бедствия, порождаемые слабыми и деспотичными правитель­ствами. Но если мы сообразим, насколько развитие нравственной порчи быстрее ее исцеления, и если мы при­помним, что годы, проведенные среди общественной неуря­дицы, были гораздо длиннее, чем те месяцы, которыми счи­тается воинственное царствование Аврелиана, то мы должны будем признать, что нескольких коротких промежутков мир­ного времени было недостаточно для выполнения трудной задачи общественного переустройства. Даже попытка императора восстановить неподдельность монеты вызвала грозное возмущение. Досада императора выразилась в одном из его частных писем. "Без сомнения, - говорит он, - богам угодно было, чтобы вся моя жизнь протекла в непрерывных войнах. Мятеж, вспыхнувший внутри города, привел к очень серьез­ной междоусобной войне. На монетном дворе рабочие взбун­товались по наущению Фелициссима, раба, которому я дал место в финансовой администрации. Мятеж подавлен, но во время борьбы убито семь тысяч солдат, принадлежавших к тем войскам, которые обыкновенно стоят в Дакии и в лаге­рях на берегах Дуная". Другие писатели, рассказывая об этом происшествии, прибавляют, что оно случилось вскоре после Аврелианова триумфа, что решительное сражение произошло на Делийском холме, что работавшие на монет­ном дворе мастеровые прибавляли подмесь к монетам и что император восстановил государственный кредит, приказав выдавать хорошую монету взамен дурной, которую велено было приносить обратно в казначейство.

Мы могли бы ограничиться рассказом об этом странном происшествии, если бы его несообразность и неправдоподо­бие не бросались в глаза. Подделка монеты была, конечно, делом, возможным при таком управлении, как управление Галлиена; нет также ничего неправдоподобного в том, что люди, служившие орудием для этого подлога, опасались су­рового Аврелианова правосудия. Но лишь очень немногие были соучастниками этого злоупотребления, и лишь немно­гие могли извлекать из него пользу, поэтому трудно понять, каким образом они могли взбунтовать разоряемый ими на­род против императора, которого они обманывали. Можно бы было ожидать, что эти негодяи сделаются предметом об­щей ненависти вместе с доносчиками и другими орудиями деспотизма и что улучшение монеты будет таким же попу­лярным делом, как уничтожение старых счетов, сожженных по приказанию императора на площади Траяна. В таком веке, когда принципы торговли были еще так мало известны, может быть, и нельзя было достигнуть желаемой цели иначе как путем суровых и неблагоразумных мероприятий, но ско­ропреходящее неудовольствие такого рода едва ли было спо­собно разжечь и поддержать пламя серьезной междоусобной войны. Увеличение и без того уже обременительных налогов на земли или на предметы ежедневного потребления могло бы в конце концов возбудить восстание между теми, кто или не хочет, или не может покинуть свое отечество; но этого не могло случиться по поводу какой бы то ни было операции, восстанавливающей настоящую ценность монеты. Времен­ный вред от такой операции был бы очень скоро заглажен по­стоянной от нее пользой, убыток распределялся бы между ог­ромным числом людей, и если бы немногие богачи потерпели значительное уменьшение своих капиталов, они вместе с ут­ратой своих богатств утратили бы в некоторой мере те вес и влияние, которые доставляло им обладание этими богатствами. Поэтому, хотя Аврелиан и старается скрыть настоящую причину восстания, его монетная реформа могла быть не чем иным, как очень слабым предлогом, за который ухватилась партия людей и сильных и недовольных. Хотя Рим и не поль­зовался политической свободой, крамолы партий сеяли в нем раздоры. Простой народ, к которому постоянно питал особое расположение император, сам вышедший из простонародья, жил в непрерывной вражде с сенатом, со всадниками и с пре­торианской гвардией. Только прочный и тайный союз меж­ду этими сословиями - между авторитетом первого из них, богатством второго и оружием третьего - мог выставить силу, способную выдержать бой с дунайскими легионами, которые состояли из ветеранов и только что завершили, под предво­дительством воинственного монарха, завоевание Запада и Востока.