Читать «Узбекский барак» онлайн - страница 41

Юрий Вениаминович Черняков

Но к ним вышел Аркадий Грохолин, только что приехавший со станции.

Он затворил за спиной дверь комнаты и что-то негромко сказал присутствующим. Вернувшись в комнату, он снова стал собираться туда, где уже стоял под парами очередной эшелон.

— Живи спокойно, — сказал он матери. — Вас больше не потревожат.

Еще Игорь Андреевич вспомнил, как соседки уговаривали мать позвать бабку, чтоб «ликвидировать сглаз». После фиаско с заявлением все вдруг стали уверены, будто ее сына сглазили. Мать сначала отмахивалась, но потом согласилась. Похоже, она испытывала неловкость после истории с неудавшимся коллективным заявлением.

Вечером к ним пришла кривобокая, жуткая старуха и сразу стала махать руками над головой Игоря, нашептывая что-то страшное и неразборчивое. Ему запомнился взгляд матери. На ее лице, как в зеркале, отражался его испуг. Она неотрывно смотрела на сына, уже жалея, что согласилась. Когда сеанс закончился, она дала старухе банку тушенки, подаренную лейтенантом Грохолиным. Ворожея обрадованно прошамкала, сразу утратив часть своей мистической жути, мол, надо бы продолжить «сиянсы», чтобы окончательно избавить «младенчика» от сглаза.

Мать промолчала. Больше тушенки у нее не было. Старуха ушла, но в ту же ночь вернулась к Игорю вместе с узбеками. И снова принялась размахивать руками. Оттесненные на второй план, узбеки смотрели на ее пассы — совсем как соседки в приоткрытую дверь — приоткрыв рты. Про Игоря будто забыли. В этом ли заключался ее метод, но в ту ночь он почти не плакал, хотя узбеки не уходили.

12

Когда Полина легла спать, они осторожно вышли на кухню и прикрыли дверь.

— Выпить хочется, — призналась Марина. — Водки у вас не найдется? Прости, забыла: ты ее видеть не можешь. Кстати, меня уже спрашивали, почему?

— В эвакуации я все время болел ангиной. И не помню себя без водочного компресса на шее. Я тогда пьянел от одного запаха.

— Папочка, бедненький… — лицо Марины сморщилось и передернулось. — Фу! Представляю эту колючую и вонючую сырость на шее! Так вот почему я хлещу ее за двоих.

Когда у него впервые заболело горло, мать стала забивать обрезками досок и фанеры щели в стенах и потолке. Дуть переставало, но сырость оставалась, а когда наступала зима, стена, выходившая на север, покрывалась льдом. К ней особенно было приятно прижиматься горячим лбом.

Поднималась температура, и мать ставила ему градусник, через несколько минут вытаскивала и, разглядывая его, старалась сохранить невозмутимость — уже знала, что он за ней наблюдает.

Она уходила на работу, и он сам совал градусник себе под мышку, потом внимательно разглядывал матовый столбик ртути, пересекавший несколько черных черточек над единственной красной.

Однажды он спросил, что эти черточки означают и почему на термометре за окном, который они привезли с собой, их намного больше. Мать усмехнулась и погладила его по голове. «Просто для человека больше не надо», — сказала она.