Читать «Победные трубы Майванда. Историческое повествование» онлайн - страница 33

Настало время заслуженного отдыха, да и голод давно давал о себе знать. Но Столетову было не до еды. Кивнув Разгонову, генерал направился в одну из уединенных комнат.

…Буквально накануне последнего перехода он получил срочную почту из России: письмо Кауфмана с приложенной к нему коротенькой, но чрезвычайно важной телеграммой из столицы. В ней сообщалось, что созванный в Берлине международный конгресс завершил работу. Принятый им трактат менял условия русско-турецкого договора: предусматривалось создание Болгарского княжества в урезанных границах, самостоятельность Сербии и Черногории в прежних рубежах, а также выплата России 400 миллионов рублей — возмещение военных издержек.

И хотя об «азиатских» делах в этой депеше не говорилось ни слова, Николай Григорьевич хорошо понимал, что в изменившихся обстоятельствах, когда отношения с Англией утратили, по-видимому, явную враждебность, цели его миссии в значительной степени изменились.

Если бы глава миссии и не сделал сам никаких выводов из депеши, то ему помог бы умудренный опытом Кауфман, который писал: «…если только телеграмма верна, то она очень печальна». Правда, печаль туркестанского генерал-губернатора была вызвана не только, а быть может, и не столько тем, что Россия оказалась перед необходимостью пойти в Берлине на уступки. Ярым-подшо больше тревожила угроза безопасности среднеазиатских владений: вследствие отказа от решительных действий против сильного и энергичного соперника на Востоке они могли оказаться под ударом.

Но с реальностью следовало считаться, и правитель Туркестана советовал Столетову воздерживаться в кабульских переговорах от далеко идущих обещаний; они были бы уместны и обоснованны лишь при явной угрозе англо-русской войны.

— Что вы скажете по сему поводу, любезный Николай Иосифович? — спросил генерал у Разгонова, познакомив его с полученной почтой.

— Только то, что наша задача осложнилась еще более. Где та грань, за которую нам не следует заходить? Так ли нас поймут?

— Да, тезка, вы правы. И, заметьте, неизвестно, что еще может произойти — или уже произошло — где-то там, в Берлине, Петербурге или Ташкенте! А мы узнаем о том хорошо если через месяц…

— Любопытно, какие мысли высказал бы в связи с этим мудрый Саади? — не упустил возможности слегка поддеть начальника полковник.

— Мне и самому хотелось бы знать… — вздохнул Столетов, поддерживая шутку коллеги.

Бендерский и Яворский поселились в двухэтажном флигеле. Окна их комнат выходили не только во двор, но и на улицу. На следующее утро топограф и врач, как завороженные, любовались великолепной панорамой обширной кабульской долины, замыкаемой верст через десять невысокими горами. От дворца к горам тянулись утопавшие в зелени садов селения. Верстах в трех-четырех от города белели палатки афганских войск; оттуда доносились едва слышные ружейные и орудийные выстрелы: солдаты обучались стрельбе.

От самых стен Бала-Хиссара, дома и дворцы которого лепились на склонах холмов, шли три дороги — на восток, юг и юго-запад. У края болотистой низины виднелся загон для слонов; возле него более десятка этих добродушных великанов плескались в небольшом озере.