Читать «Потерянная, обретенная» онлайн - страница 125

Жозеф, присутствовавший при разговоре, заметил:

– Если мадемуазель так несчастна от этого резного дуба, мы можем попытаться чем-то его замаскировать…

– Эти громадины? Не представляю, как это сделать. Натянуть ткань? Шелковые обои?

– А где твои ширмы? – вспомнила я. – Те, от Короманделя?

– О-о, Вороненок, ты права!

Мы нашли на складе короманделевские лаковые ширмы, и мать заказала еще несколько комплектов. Она отдала сто тысяч золотом за антикварный ковер, расставила повсюду золотистые бархатные кресла, кушетки и канапе. Зеркала раздвигали перспективу, делали обстановку таинственной, словно в любой момент можно было из гостиной шагнуть в зазеркалье. Из стен и с потолка лился мягкий свет. Повсюду в китайских чернолаковых вазах были расставлены букеты – их приносили гости и поклонники, а если маме вдруг казалось, что цветов недостаточно, она звонила в магазин и заказывала еще. В цветочном магазине шустрая девушка-цветочница говорила мне, что хозяева привозят целый стог белых цветов «специально для Шанель». При этом я не могла не вспомнить повозки, подъезжавшие к воротам обители викентианок, девочек в серых платьях, выглядывавших из ворот, нарядных торговок. Как далеко это теперь было от меня! В доме стали бывать знаменитые писатели, художники, музыканты. Раньше нас так не баловали визитами. Играла роль отдаленность виллы – не каждый богемный персонаж потащится в Гарше. Теперь же нас прямо-таки замучили посещениями. На улице Фобур Сент Оноре, в доме номер три, создалась совершенно особенная атмосфера творчества, утонченности, поэзии, свободы. Я выбрала для себя две комнаты, прилегающие к библиотеке. Теперь у меня был собственный кабинет с огромным столом, письменным прибором из лунного камня и модной новинкой – радиоприемником. По вечерам, покрутив ручку настройки, я слушала Эйфелеву башню. На ней установили радиостанцию.

А в гостиной воцарился огромный черный рояль «Стейнвей». И маму, и меня в обители учили играть на рояле – о нет, даже не на рояле, а на фисгармонии. Разумеется, мы не рисковали сесть за инструмент и исполнить «Свейте гнездышко» или «Жила-была пастушка», когда рядом были Стравинский, Дягилев, а порой и Жан Кокто. Кокто мне нравился. Я влюбилась бы в него по уши, но он не интересовался женщинами. Зато понятно говорил о сложном и все умел объяснить. У нас бывал Пикассо, который женился на русской балерине по имени Ольга и венчался с ней в том самом соборе Святого Александра Невского, в который привел меня Александр. Пикассо даже иногда оставался ночевать у нас в гостевой спальне. Он рисовал меня – быстрыми тычками карандаша по белому листу. Пикассо был мне симпатичен, а вот мать, кажется, побаивалась пронзительного взгляда его черных глаз, мало говорила с ним и была особенно любезна.

Иначе складывались ее отношения с поэтом Реверди. Этот человек неприятно напомнил мне неудачный роман с Кристианом. Тоже южанин, с кудрявыми черными волосами, оливковой кожей, тщательно одетый и причесанный, он был сложен куда хуже, чем Кристиан, да и вообще с первого взгляда показался мне похожим на пошляка Серта. Но потом я поняла, что ошибалась, когда прочитала его стихи. Сборник назывался странно: «Кровельные плитки».