Читать «Долгая дорога к храму» онлайн - страница 25
Владимир Ионов
– А ты, значит, меня тоже не понял? – весело спросил тракторист. – Ну, так на упрямых воду возят, а беспонятные ходят пешком.
– Слушай, брось, а… Я бы и верно пошел отсюда, но чего-то печёнку опять схватило… Дойду ли – не знаю.
– А ты черной сольцы пожуй, помогает.
– Чумные что ли вы все тут в этой вашей… как ты утром сказал?
– Глухопердени?
– Вот-вот! Каков поп, таков и приход.
– Дядя, ты бы топал, а? Все равно ведь не поеду…
И Бенделасов пошел прочь по мокрой обочине грязной дороги. В поле за селом в лицо ему дохнул влажный ветер. Потуже запахнув плащ, Бенделасов отвернул лицо от ветра, одним только глазом кося на дорогу.
«И к храму одна грязь, и от храма – тоже, – подумал он, прижимая рукой ноющую печень. – Чёрт, чего она ноет-то так? Утром так не было… Может, верно, пожевать этой дряни?» – Он отщипнул из кулька, данного Павлом, крохотный чёрный кусочек, положил на язык. К солёному вкусу во рту прибавился и разлился какой-то томительно-нежный запах. Ладаном что ли несёт?» – Хотел сплюнуть, но всё-таки проглотил слюну и ускорил шаг.
На мокрой площади маленькой станции стоял один-одинёшенек его утренний «левак». Бендесласов обрадовался:
– Слушай! Где у вас тут проходящие до Москвы можно поймать? – спросил он дремлющего за рулём «бомбилу».
– А чего ловить-то? Давай я отвезу. Пять «штук» и вся недолга.
– А не густо?
– Густо тому, у кого пусто. А ты, вроде, при башлях. Садись, договоримся.
«Да чёрт с ним! Там, вроде, еще один кандидат в кавалеры наклюнулся», – подумал Бенделасов и открыл дверцу машины.
Пос. «Раздолье»,
2012 г.
Шамиль (заметки о друге)
Он появился в коридоре философского факультета МГУ в солдатской форме, но приметен среди разношерстной толпы абитуриентов стал далеко не этим. При всей мешковатости гимнастёрки и галифе он выделялся ладностью широкоплечей фигуры, чистейшей голубизной глаз и белозубой улыбкой. И вот, представьте себе, стоит перед вами брюнет гвардейского роста, искрится глазами и улыбается во весь свой жемчужный ряд. Мужчины на него заглядывались – что уж говорить о женской части абитуры, жаждущей приобщиться к «науке наук». Когда Шамиль, в ожидании приглашения в аудиторию, широко вышагивал по коридору, часть эта раздвигалась, но так, чтобы нечаянно коснуться его плечиком и, повернувшись к нему, извиниться за неловкость, заодно обстреляв глазами. Он, озаряя улыбкой, извинял.
Экзамены закончены. Протискиваемся к «Доске объявлений». У меня – 19 баллов, зачислен. Шамиля при его 12 баллах в списке зачисленных нет.
– Ладно! – говорит он, теряя белозубую улыбку, и идёт в деканат. – Назовите мне татарских философов, – просит декана.
– Вот так, сразу? – теряется декан, штаны просидевший на современной западноевропейской философии. – А в чём, собственно, дело? Вы кто?
– Я – ефрейтор Советской Армии, татарин по национальности, досрочно демобилизованный для поступления на философский факультет. Не вижу себя в списках зачисленных, хотя кого ни спрошу, не могут назвать ни одного татарского философа…