Читать «Иди до конца» онлайн - страница 39

— Нет, так… Сама не знаю, о чем: думаю. Больше не буду, раз мне не идет.

Он сказал после некоторого молчания:

— А сегодняшний вечер мы сможем провести вместе?

Она ответила спокойно:

— Боюсь, что нет, Борис Семенович. Мне надо еще повидать Аркадия.

14

Дни были заняты совещаниями и анализом экспериментов, вечерами Терентьев трудился над статьей. Из навязанного задания статья все больше становилась делом сердца. Терентьев излагал в ней результаты своих теперешних опытов, существо было глубже: он подводил итоги двадцатилетних поисков. Он писал, перечеркивал, снова писал, статья росла — каждая мысль, каждая формула в ней были ступеньками в незнаемое…

Вечером как-то пришел Щетинин. Терентьев протянул ему ворох исписанных листов. Щетинин быстро просмотрел их, вскочил и забегал по комнате. Он всегда бегал, когда его охватывало волнение или являлись важные мысли. Он выражал себя раньше движением, только потом — словом. Сейчас его одолел восторг. Щетинин ликовал и гордился Терентьевым.

— Послушай, да понимаешь ли ты, что сделал? — воскликнул он. — Нет, где там! Ты органически не способен что-либо понимать в себе! Это же открытие, пойми, открытие!

Терентьев смеялся. Его радовал восторг друга. Тот все не мог успокоиться. Он первый увидел в Терентьеве пролагателя новых путей в науке. В институте над его верой не раз посмеивались, теперь все согласятся — да, точно, Щетинин разгадал в этом человеке то, о чем мы и не подозревали. Щетинин шумно торжествовал. Он был счастлив и за Терентьева, и за науку, и за себя.

— Успокойся, — попросил Терентьев. — И, пожалуйста, сбавь скорость. У меня такое впечатление, что ты вездесущ, одновременно в противоположных углах — для человека это многовато, согласись.

— Нет, здорово, здорово! — повторял Щетинин. — Ты говоришь, два десятка лет работал над этим? Не удивительно, что так стройно — за двадцать лет можно все продумать до последней запятой.

Щетинин наконец угомонился и присел. Терентьев откинулся на стуле. Резкий свет настольной лампы падал на последнюю страницу рукописи. Обобщенная формула занимала почти половину страницы — хаотическое на первый взгляд переплетение символов, греческих и латинских букв, а по сути — строжайшая закономерность, единственно возможная закономерность в дикой путанице расталкивавших друг дружку молекул в растворе…

— Вот здесь, — сказал Терентьев, показав на горку книг, лежавшую на столе, — собраны работы создателей повой молекулярной теории растворов: Бернала и Фаулера, Эйкепа и Эйринга, Дебая с Гюккелем, наших Семенченко, Френкеля, Боголюбова и многих, многих других. Я использовал их достижения, но старался идти своим путем.

— До этого я знал только твою старую статью в «Журнале физической химии», — заметил Щетинин. — Там ты, кажется, тоже уже пытался по-новому истолковать теорию активностей Льюиса.

Терентьев показал рукой на портреты Вант-Гоффа и. Аррениуса. Щетинин обернулся к ним. Седой Вант-Гофф вдохновенно поднимал ввысь свое удивительно молодое лицо. Аррениус хмуро клонил казацкие усы, он был, казалось, чем-то расстроен. Только сейчас Щетинин заметил, что между двумя фотографиями оставлен разрыв для третьей. Он вопросительно поглядел на Терентьева. Тот кивнул головой.