Читать «Вначале их было двое...» онлайн - страница 19
Илья Зиновьевич Гордон
— Разве ты птица? — возражал ему Шалит. — Да и птице, если хочешь знать, нужно гнездо.
— Птица в гнезде выводит птенцов, там ее потомство, ее семья, что ли, а моя семья — весь колхоз, люди, вот я и стараюсь быть всегда там, где они, — упорно стоял на своем Журбенко.
И хотя Шалит побелил в своем доме стены, помыл двери и окна и везде убрал так, как убирала когда-то перед праздником его Хава, — переселиться туда без Журбенко он не решался — слишком мучительно было бы, с каждым днем теряя остатки надежды, ждать возвращения близких там, где о них напоминала каждая мелочь. Даже теперь, когда он жил в стороне и лишь по временам, выбрав свободную минуту, чистил и прибирал свой дом, перед ним неотступно вставали картины прошлого, и часто ему казалось, что вот-вот заскрипит дверь, вбегут детишки и раздадутся их звонкие, радостные голоса: па-па! па… А то чудится ему, что детские ручки нежно прикасаются к его взмокшей от пота шее и усталому лицу. Даже и ночью непрестанно преследовали его эти воспоминания и видения, и бедняга места себе не находил.
И только беспрерывный ежедневный труд, тревоги и заботы отвлекали Шалита от гнетущих мыслей. Да еще утешение приносили ему минуты, когда он приводил в порядок свой осиротевший дом: то найдет где-нибудь старый горшок, выскребет из него засохшую грязь, вымоет, высушит на плетне и поставит на шесток вверх дном — так же, как делала это Хава; то соорудит полочку для тарелок из найденной во дворе дощечки; то среди тряпок на чердаке разыщет старую занавеску, выстирает ее, выгладит и повесит на обращенное к улице окно; а то, наткнувшись на фотокарточку жены, сотрет с нее пыль, вставит в рамку и повесит на стену рядом с вырезанными из старых газет картинками. Да и чего только не делал он, чтобы вычистить, прибрать, украсить свое жилище.
А вдруг вернутся его близкие, надо же достойно встретить их. Но нет, не возвращались они…
Как-то раз вечером, когда Шалит дольше обычного задержался в своем доме, он, выйдя на крыльцо отдохнуть, увидел проходящую мимо виноградарку Шейндл Креминер. В первый же час возвращения из эвакуации, когда она не успела еще переступить порог своего полуразвалившегося дома, Шалит прибежал к ней и забросал вопросами. Не знает ли она, что сталось с его семьей? Не встречала ли она Хаву и детишек? Не слыхала ли о них что-нибудь от других?
Взволнованная этими вопросами, которые пробудили в ней воспоминания о пережитом, Шейндл, побледнев, ответила:
— Тогда не понять было, где небо и где земля — все перемешалось; где теперь найдешь человека, который знал бы, кто мертвый остался лежать на дороге, кто утонул, когда бомбили наш мост, кто попал в лапы разбойников и кто невредимым прошел через все несчастья и страхи?
Словно окаменев сидел тогда Нохим рядом с Шейндл на завалинке ее дома и слушал эти горькие слова. Придя немного в себя, он опять стал спрашивать: а может быть, все-таки позже, уже в эвакуации, она слышала что-нибудь о его близких, может быть, она знает, где их надо искать, — найти бы хоть какой-нибудь след, хотя малейшую зацепку.