Читать «Богемная трилогия» онлайн - страница 213

Это была великолепная веселая процессия, во главе которой он, бессмертный Шурка, паяц, истекающий клюквенным соком, Петрушка, веселый пес, с радостным лаем носящийся по городу.

Бессмертный Шурка отказывался шагать медленно, спешил, тянул их за собой, он расталкивал толпу на Невском, чтобы проскочить к самому главному, показать ей. Что же было самое главное? Его детство, его детство, полное вздорных и немыслимых страхов, чтобы не было скучно жить, все выдумки его юности тоже, чтобы интересно.

Она должна была поверить, что он не какой-то там напускающий на себя туман и мрак стихотворец и что «бессмертный Шурка» не титул, а кличка, данная ему веселыми людьми за любовь к мистификациям и веселью. Этот город был полон ими, и то, что он их пока не встретил, объяснялось тем, что основная жизнь в этом городе шла ночью, а утром и днем они досыпали свое.

У них не было забот, они отказались от забот во имя праздности, люди Богемы, привыкшие умирать рано и никогда не думавшие о смерти. Он был исключение, просто ему поручили подсветить поэзией эту мрачную сторону жизни.

Его друзья, великолепные, талантливые его друзья, страхи он брал на себя, им оставалось веселье. В конце концов, не стоило за него бояться, он всего лишь баловался смертью, хотел, чтобы она отстала, оставила его друзей в покое. Он пытался овладеть Временем, чтобы победить смерть. Он был бессмертный Шурка, который любил этот город за мальчишество, за дерзость, за идиотские выходки, дурной характер, за ошибки, за все, потому что он сам был этот город, правда, без тщеславия и вельможного чванства, он был колокольчиком смеха, звеневшим в самой глубине этого города, возможно, из какого-то дворца, возможно, из случайного дома, возможно, из-под земли, столь нужный звук, недостающий звук надежды, он был бесстрашное дитя Богемы, показывающий смерти язык, а они античные боги, устремившиеся вслед за ним. Этот бег по ночам, будоражащий город, раскат отфутболиваемой консервной банки по камням мостовой, рассвет, который они наблюдали сквозь опухшие веки багровыми от ночного бдения глазами.

Они никогда не спали ночью, потому что боялись пропустить самое главное. В этом городе не было множества женщин, они были не нужны, только одна, многоликая, она не отказывала никому, но предпочтение отдавала бессмертному Шурке, она любила его, непутевого, легкомысленного, потому что он никем не притворялся, был беззащитным, с таким ясным, доверчивым, повернутым к ней лицом.

Он жался к людям, а они стреляли друг в друга.

Бессмертный Шурка таскал ее за собой. Его поразило количество новых, незнакомых ему физиономий, однако достаточно было одного лица, пусть тоже незнакомого, но с особым, именно ленинградским выражением, как волнение окатывало бессмертного Шурку и он извергал на своих спутниц водопад красноречия. Ленинград они знали, когда-то их привозил сюда ПУНЦОВ, но это был Ленинград ПУНЦОВА, а не бессмертного Шурки.

«Сюда! Сюда! — хотелось крикнуть ему. — Я угомонился, я нашел, да смотрите же, вот она, прекрасная женщина, жена самого военспеца ПУНЦОВА, моя невеста, я хочу сделать ей свадебный подарок излечить ее дочку Веру, чтобы не гонялась та за ней с ножом по весне, чтобы не приходилось держать девочку в волчьем вольере, пусть лучше в белых трусиках и маечке шагает в спортивной колонне мимо партийных трибун, пусть гордится ею мать — девочкой Верой, лучшей физкультурницей страны Советов».