Читать «В садах Лицея. На брегах Невы» онлайн - страница 7
Марианна Яковлевна Басина
А те, к кому пламенно взывал Куницын — подростки в синих мундирчиках, — они так и замерли, покоренные искренним пафосом обращенных к ним слов. Навсегда запомнились Александру Пушкину эти минуты: притихший зал, сверкающий золотом мундиров, и пылкая речь молодого Куницына.
Речи окончились, и воспитанников стали вызывать по списку:
— Малиновский Иван!
— Мартынов Аркадий!
— Матюшкин Федор!
— Мясоедов Павел!
Сейчас его очередь. Пушкин весь подобрался. Почему-то противно екнуло и забилось сердце.
— Пушкин Александр!
Он вышел — быстроглазый, курчавый, — довольно ловко отвесил установленный поклон и с явным облегчением вернулся на место.
Церемония подходила к концу. Гостей пригласили осмотреть здание Лицея.
А «виновников торжества» повели в столовую, чего они уже давно с нетерпением ожидали.
Накормили и гостей. Педагогов лицейских и петербургских угощал в одном из классов Василий Федорович Малиновский. Для «знатных персон» министр просвещения устроил особый «фрыштык». По словам Мартынова, «фрыштык» этот обошелся Разумовскому в баснословную сумму — одиннадцать тысяч рублей.
Вечером, когда гости уехали, мальчикам разрешили наконец снять парадные мундиры и выйти погулять.
Было уже темно, но вокруг здания Лицея ярко горели плошки. Иллюминацию устроили в честь торжества.
Забыв обо всем на свете, выбежали будущие «столпы отечества» (так назвал их в своей речи Куницын) на пустынную улицу. Со смехом и криками сражались они в снежки, радуясь зиме, свежевыпавшему снегу и временно обретенной столь милой им свободе.
Через несколько дней после открытия Лицея Александр Иванович Тургенев встретил на Невском своего знакомого Вигеля. Рассказывая ему о
Открытие Лицея состоялось в четверг. Через три дня, с понедельника, начались регулярные занятия, потекла обычная лицейская жизнь.
«Жизнь наша лицейская»
Пушкин проснулся от резких ударов лицейского колокола: бум… бум… бум… Он открыл глаза, выпростал руку из-под одеяла. Бр-р… как сегодня холодно. Печи внизу, верно, только затопили, и из остывшего за ночь душника веет не теплом, а холодным ветром. На дворе еще темно.
Дверь приоткрылась, выглянула заспанная физиономия дядьки Фомы.
— Вставайте, господин Пушкин, вставайте…
— Который час?
— Шесть.
И так изо дня в день: ровно в шесть часов резкий звук лицейского колокола и — «Вставайте, господин Пушкин, вставайте».
Вставать не хотелось.
— Да вы никак заснули?
— Встаю, встаю…
Почему-то вдруг вспомнилось, как гувернер будил проспавшего Матюшкина, а тот, не разобравшись спросонок, послал его к черту. Стало смешно, и сон пропал.
Пушкин сдернул ночной колпак и принялся одеваться. В дверь снова сунулся дядька Фома. Ему, как и другим дядькам, надлежало следить за воспитанниками, за чистотой и исправностью их одежды, убирать их комнаты.