Читать «Карусели над городом» онлайн - страница 30
Юрий Геннадиевич Томин
Поэтому легкомысленное «ля-ля», пропетое Алексеем Палычем, значило гораздо больше, чем могло показаться с самого начала. Это было отступление от правил, как будто Алексей Палыч на минуту перестал быть самим собой. Вот что выходило из простого «ля-ля».
И Анна Максимовна это отметила.
Отметила пока просто так, не делая никаких выводов.
Когда Алексей Палыч подошел к школе, было уже без десяти девять.
Со всех сторон тянулись к главному входу ученики. Те, что помладше, здоровались с Алексеем Палычем открыто и весело. Пожилые десятиклассники, боясь уронить свое достоинство, делали вид, что не замечают учителя, и здоровались, если только сталкивались с ним в упор.
Впрочем, в это утро Алексей Палыч и сам едва замечал своих учеников.
Он шел по двору, а взгляд его не отрывался от небольшой, обитой железом двери. В любой другой день он, не задумываясь, зашел бы на минуту в подвал и спокойно вышел бы оттуда, но сейчас ему казалось, что все это будет выглядеть подозрительно.
Тут он заметил, что с задней стороны школы отворилась дверь. Во двор вышла женщина и направилась прямо к подвалу. У входа в подвал она остановилась, подергала замок и, как показалось Алексею Палычу, даже постучала в дверь.
«Услышала ребенка! — пронеслось в голове Алексея Палыча. — Все пропало!»
Женщина заметила учителя и махнула ему рукой.
— Иди-ка сюда.
Алексей Палыч подошел. Лицо его было бледным и выглядело как лицо раскаявшегося злодея.
Это мог бы заметить каждый. Заметила это и стоявшая перед ним женщина, чему вовсе не удивилась. Она привыкла к тому, что все в школе были перед ней виноваты. Сама же она оказывалась всегда права.
К этому она тоже привыкла.
— Открой дверь.
— Зачем, Ефросинья Дмитриевна? — робко спросил Алексей Палыч.
— Затем, что там у тебя мое ведро осталось. Еще с прошлого года. Или ты его уже уработал?
Сердце Алексея Палыча, опустившееся в низ живота, начало помаленьку всплывать кверху. Конечно, и в этом случае он был виноват. Именно он занял подвал, в котором уборщица Ефросинья Дмитриевна хранила свои ведра и щетки. С тех пор Ефросинья Дмитриевна малость его невзлюбила и стала называть на «ты», без имени-отчества.
— Ведра там нет, Ефросинья Дмитриевна. Вы все еще раньше забрали.
— Что же я, без ума, по-твоему?
На вопрос этот ответить определенно Алексей Палыч не решился, да и некогда было разговаривать — нужно было немедленно увести Ефросинью Дмитриевну от двери.
— У меня ключей нет.
— Принеси.
— И потом… я вспомнил… Вы извините, но, кажется, ведро я…
— Загубил, — сурово сказала Ефросинья Дмитриевна.
— Вот-вот… что-то в этом роде. Но я сегодня же куплю.
— Ведро-то эмалированное было.
— Ну конечно… обязательно… Хороший день сегодня, верно, Ефросинья Дмитриевна?
— У вас всегда все хорошо, — сказала Ефросинья Дмитриевна и медленно стала удаляться. Даже со спины она выглядела величественной и неприступной.