Читать «Геррон» онлайн - страница 308

На следующее утро он был еще жив, но уже совсем слаб. Потом он окончательно прекратил двигаться. Мы похоронили его в Тиргартене, и я наверняка держал надгробную речь — как священник, или раввин, или еще кто-нибудь важный. Этого я уже не помню.

Мои воспоминания заканчиваются на том месте, когда мы должны были окончательно признать, что птица мертва. В первый раз это еще болезненно.

Впоследствии со смертью договариваешься. Когда трагедии случаются одна за другой, в какой-то момент больше туда и не смотришь.

С хвоста поезда приближается шум, который знаком мне еще с той войны. Двери одна за другой задвигаются и защелкиваются. Металл о металл.

Когда от Вестерборка отходил эшелон с сумасшедшими — уже не помню, кто мне тогда это рассказал, — когда депортировали всех душевнобольных, которых забрали из лечебниц, им просто невозможно было объяснить, что при закрывании дверей надо поберечь пальцы. А те были страшно возбуждены оттого, что едут на поезде. Они махали руками и смеялись. Им отдирали пальцы от дверных проемов, а они снова цеплялись. Пока двери не защелкнулись. Металл о металл.

В вагоне стало темно. Хотя этого и не было слышно, я знаю, что снаружи сейчас пломбируют двери. Чтобы нас никто не выкрал.

Ольга крепко смежила веки. Она больше не хочет бодрствовать.

Я слышу свисток локомотива. Чувствую спиной, как мы трогаемся.

Мы едем на поезде. Чух-чух, на поезде. Мы едем на поезде, кто с нами в путь?

Снаружи все еще день, но в вагон свет почти не проникает. Мимо маленького зарешеченного отверстия, высоко вверху, проезжают отвесные полоски — деревья или мачты линии электропередачи, и из-за этого картинка кажется мелькающей. Интересный эффект, думаю я. Механизм в моей голове не отключается даже теперь.

Когда в звуковом фильме кто-нибудь едет на поезде, колеса стучат равномерно. РатаТАТ, ратаТАТ, ратаТАТ. Можно к этому ритму музыку сочинять.

Здесь же, когда я сижу на полу, и каждый удар о рельсы отдается во всем теле, никакого отчетливого ритма расслышать невозможно. Потому что здесь, в протекторате — или мы уже в Польше? — рельсы не сварены как следует. У нас в Германии было бы иначе, думаю я. У нас в Германии. Хорошая острота.

Ха-ха-ха.

Наш вагон 8/40 принадлежит железной дороге Рейха. Весь поезд принадлежит Железной Дороге Рейха. Это четко написано на каждом вагоне. Свежей краской. Может, вагоны были германизированы лишь недавно. Как и вся остальная Европа.

Географические карты тоже надписали заново.

В вагоне пахнет старой соломой и свежей мочой. Испражнениями и угрозой. Как в зоологическом саду у хищников. Или в цирке.

В Колизее, должно быть, так пахло. Где приговоренные от страха мочились, когда их выгоняли на арену. Где всегда кто-нибудь пытался повеситься до того, как на него набросятся дикие звери. Но этого не допускали, потому что иначе не сойдутся цифры в списке. Древние римляне были людьми порядка.