Читать «Геррон» онлайн - страница 306

Подходяще.

Они установили здесь скамьи. Мы сидим длинными рядами. Ждем. Тысяча вызванных для депортации. Каждый со своим транспортным номером на шее. Разговоров почти не слышно. Сказать больше нечего. Кто все же говорит, делает это шепотом. Как на панихиде, когда стоят у гроба.

В театре всякое завершение пьесы всегда казалось мне затянутым. Когда уже ясно, чем кончится, надо опускать занавес.

У нас с Ольгой места больше, чем у остальных. Никто не хочет садиться рядом с нами. Я стал прокаженным. Фильм сделал меня прокаженным. Потому что я его снимал, а транспорты, невзирая на это, уходили. Люди смотрят мимо меня. Как тогда в поезде на Эллеком. Им тяжело на меня смотреть.

Отто Вальбург тоже здесь. Мы многое пережили вместе. Теперь он сел подальше от меня и делает вид, что мы не знакомы. Я не могу на него обижаться. Я бы и сам не хотел себя знать.

Неизвестно, как долго нам придется ждать. Во второй половине дня прошел слух, что поезда больше не будет. Они больше не могут ходить. Фронт уже слишком близко. Я в это не верю. Поезда ходят всегда.

Ольга положила голову мне на плечо и закрыла глаза. Хочет, чтобы я думал, будто она спит. Не хочет со мной разговаривать.

Прямо напротив меня сидит старик. С открытым беззубым ртом. Он качает головой туда-сюда — в постоянном безнадежном отрицании. Туда-сюда. По его лицу я сразу же могу придумать о нем историю. Вывести характер из одной посадки головы. Это входит в состав моей профессии. Это мое.

Этот человек — король Лир, пятый акт. Старый Лир перед трупом Корделии. Он получил ужасную весть и не хочет ей верить. Поэтому качает головой.

Или — он пьян. Исхудавший, постаревший Фальстаф. Сидит в пивной. Там музицируют, и он в своей дремоте чувствует такт. Поэтому покачивает головой туда-сюда.

Или…

Может, он вовсе не стар. Не старше меня. Может, это болезнь навлекла морщины на его лицо. Может, голод сделал его таким худым. Зубы у него не выпали, а кто-то их выбил. Просто так, из удовольствия, потому что в руках оказалась дубинка.

Не важно.

И Лжерабби тоже здесь. Со своей простыней на плечах. Его молитвенным покровом. Единственный здесь со счастливым лицом. Он тут даже танцевал.

— Радуйтесь! — возглашал он. — Празднуйте! Скоро вы предстанете перед Богом.

«Ближе, мой Бог, к Тебе». Это играли на «Титанике». Сперва люди пытались заставить его замолчать, но теперь, когда он начал молиться, кое-где тоже принялись молиться. На языке, который они считают священным, потому что не понимают его. Некоторые бьют себя в грудь. Как будто сами виноваты в том, что с ними делают. Они говорят со своим Господом Богом, которого нет. Диалог без партнера.

Папа бы посмеялся над ними. Я им завидую.

Сегодня 28 октября 1944 года. Семьдесят пятая годовщина его рождения.

Д-р Шпрингер сказал, что может объявить меня нетранспортабельным и упрятать в изолятор. Куда СС не заходит из боязни заразиться. Но это возможно только для одного, сказал он. Для супружеской пары это было бы подозрительно. Для Ольги, как ему ни жаль, он выхода не видел.