Читать «Слуга злодея» онлайн - страница 16

— В государствах, не менее достойных, нежели наше, есть престранный обычай, — начал свое нравоучение Вертухин. — Мальца, у коего, на его несчастье, обнаруживается пресладкий голос, берут и… — Вертухин стригнул большим и указательным пальцами и прицокнул языком. — Малец подрастает, однако же его голос остается в сбережении, безо всяких перемен даже к старости. Выглядит он истинно как мужчина и никто не скажет, что он не мужеского полу… В стране Италии ныне живет некто Фаринелли, певец, искусней коего не было от роду человеческого. Его настоящее имя Карло Броски. Его старший брат кастрировал всех своих младших братьев. Пол в их бедной хижине был залит кровью по колено. Выжил только Карло. Теперь ему оказывают почести, как особе королевской крови, он богат и знаменит на весь просвещенный мир. И все только потому, что имеет ключ к самым чувствительным человеческим внутренностям.

— Все это изобличает в тебе большие познания, — сказал Лазаревич с претензией на насмешку. — Но к чему ты это нам говоришь?

Лазаревич в свой черед будто и с самого начала не имел никакого страха перед бунтовщиками и выглядел совершенно спокойным.

— Позвольте мне продолжить, — заговорил опять Вертухин. — Этот Фаринелли превысокого росту и ходит, будто на каждом шагу подпрыгивает. Он женский угодник, каких свет не видывал, и дамы по нему с ума сходят. Особенно потому, что любовную страсть к нему иметь можно, однако же забеременеть нельзя. Таковы все кастраты. То ли они мужчины, то ли ангелы, — Вертухин внимательно посмотрел на Фетинью.

— Я остерегаю всех негодно думать о моей матушке сестре! — Лазаревич придвинулся к столу, как бы загораживая от всех сидящую рядом с ним Фетинью.

— То-то тебя разобрало, — пробормотал Вертухин и уже громче сказал: — В стране Италии никогда не было евнухов, а в Персии они есть по сей день. Не все из них стерегут гаремы, кое-кого посылают за пределы родины с тайной миссиею…

Все замолчали, уставившись на Вертухина, будто он сказал гадость.

Прежнего шума давно уже не было слышно, но далеко за окнами трепетало зарево, бросая в дом кровавые блики. Злодеи, закрывшие их в доме, могли вернуться каждую минуту. И что было делать? Оставалось отдаться на милость судьбе и ждать развязки, доброй или несчастной.

— Слышал я, Калентьев, — сказал Кузьма, один из всех стоящий поодаль, у комода, — у тебя большое горе приключилось. Будто бы твоя Прасковья от заушницы преставилась.

— Всему воля божия, — отвечал Калентьев со скорбью в голосе, но втайне обрадованный, что Кузьма увел разговор с неверной и опасной темы. — Одно утешение, что смерть ее была геройской.

— Ужель так ничего и не помогло?

— Мы и касторкой, и настоем козьего навоза ее поили, и осиновой корой, отваренной в святой воде, кормили. Один господь бог знает, чего только не делали…

— Настоем козьего навоза?! — переспросил Вертухин, озадаченный до крайности. — И она пила?

— Пила! — сказал за Калентьева Кузьма. — Куды ей деваться. Хайло раздвинули и залили. Визжала и брыкалась, но халкала.