Читать «Баржа Т-36. Пятьдесят дней смертельного дрейфа» онлайн - страница 75

Наступило утро 6 марта. Солнце еще всходило, не успело разогреть и раскалить палубу, но уже стреляло резкими лучами, раздражая слизистую оболочку глаз. Четыре скелета, обтянутые кожей, в последней стадии истощения, валялись на палубе. Вот вздрогнул один, распахнул глаза, заполненные желтоватой слизью. В туманных блюдцах мелькнуло недоумение. Не ожидал он очнуться на этом свете, покосился вбок и пихнул товарища, лежащего рядом. Тот застонал, натянулась на скулах синяя кожа. Бедняга сипло закашлялся, испачкал бурой слизью бороду. Заворочался третий, вздрогнул так, словно через его тело прошел неслабый разряд. Он распахнул глаза и недоверчиво вылупился на лазоревое небо.

Глухо, словно из могилы, засмеялся четвертый и сказал:

– Невероятно, чуваки, мы еще здесь.

– Зря прощались, – прошептал Филипп. – Снова придется любоваться вашими хорошенькими личиками. Но это не затянется. Вымираем, черт возьми, как динозавры в мезозойскую эру. – Он начал фальшиво напевать: – И на Тихом океане свой закончили поход.

– Парни, у нас еще осталось пол-литра воды, – прошепелявил Ахмет. – Может, повременим убиваться и звать старуху с косой? Нужно только сползти вниз.

– Уже не хочется, – равнодушно вымолвил Федорчук. – Извиняй, сержант, ничего не хочется. Быстрее бы уж…

– Он прав, Ахмет, – пробормотал Полонский. – В жизни, как и под дождем, наступает момент, когда уже просто до лампочки. Давай посмотрим правде в глаза, не возражаешь? Мы оттягивали этот день как могли. Но мы же не всесильны, верно?

По барабанным перепонкам снова ударил трескучий гул. Словно слепень вился вокруг уха. Треск нарастал, играл на нервах, становился зверски неприятным. Рев стал пронзительным, словно на корме включили лесопилку, и давешняя туша на бреющем полете прошла над палубой! Она зависла над правым бортом, покачалась как маятник и подалась обратно. При свете дня машина не казалась такой огромной, метров двенадцать в длину. Обычный армейский вертолет «Ирокез», многоцелевая машина фирмы Bell Helicopter Textron, производство которых наладили в пятьдесят шестом году.

Вертолет на малой высоте сделал круг над дрейфующей баржей, отвалился набок и исчез за левым бортом. Глаза у солдат болели, открывались лишь частично, обзор был сильно усечен. Треск затухал.

– Поднимаемся, пацаны, – прошептал Ахмет. – Вертолет не случайно вернулся.

– А подниматься-то зачем? – простонал Федорчук. – Нам и так вроде не дует. – Он первым начал шевелиться, подтягивать под себя колено, чтобы опереться на него.

Люди поднимались, возрождались из тлена и пепла. Жутковатые малокровные существа с запавшими глазами и высохшей кожей знали, что нужно подняться. Не понимали, зачем именно, но знали интуитивно – надо. Наступал торжественный момент. Они не имели права демонстрировать свою беззащитность. Люди старались через не могу. Солдаты поднимались на колени, опираясь ладонями о палубу, выжидали, пока уймется головокружение, медленно распрямлялись, стараясь расставить ноги. Стоять без опоры было невозможно. Четыре шага на подгибающихся ногах – они вцепились в левый борт и стали всматриваться в сияющую бирюзу.

– Мать его!.. – простодушно прошептал Федорчук.

Ничего подобного советские бойцы еще не видели. В миле от терпящей бедствие баржи возвышалась стальная серая громадина. Она напоминала скалу, остров правильной геометрической формы. Но это был не остров, а исполинская плавающая крепость, ощетинившаяся мощными дальнобойными орудиями. На бескрайней, идеально ровной палубе выстроились самолеты, издали кажущиеся игрушечными. Над палубой высились замысловатые надстройки, рубки, оружейные башни.

– Что за хрень? – ошеломленно выдохнул Серега.

– Авианосец, – прошептал Ахмет. – Такая штуковина, способная перевозить и обслуживать целый полк истребительной палубной авиации.

– Чей авианосец? Наш?

– Нет…

– А чей?

– Ну и вопросики у тебя, Серега!

«Ирокез» уже висел над авианосцем. От стальной глыбы отделился быстроходный катер с высокой надстройкой и, разрезая волну, помчался к барже. Над рубкой развевался небольшой флажок – красные горизонтальные полосы на белом фоне и две поперечные желтые линии в центре, образующий неравностороннюю «галочку». На палубе и надстройке можно было различить фигурки людей.

– Американцы, НАТО, – прошептал Филипп. – Так вот вы какие, северные олени. И снова сложные чувства, пацаны. Не китайские бандиты, конечно…

– Это наши враги, – прохрипел, вцепляясь в борт, Серега, и сморщился так, словно напился лукового сока. – Вот он, звериный оскал международного империализма.

– Флаг у них какой-то другой, – заметил Федорчук.

– Флаг военно-морских сил США, – объяснил Затулин. – Что вы делали на занятиях, товарищи солдаты? В облаках витали?

– Ну, не фашисты же, – засомневался Филипп. – Американцы были нашими союзниками в войне, вместе немцев давили.

– Это было давно, – прошептал Серега. – Американцы в той войне преследовали свои корыстные империалистические цели. Мы же комсомольцы, не можем сдаться американцам. Пацаны, мы никогда не встанем перед вселенским злом на колени. Уж лучше смерть. Я правильно смотрю на текущий момент, Ахмет?

Сержант молчал. Ветерок ворошил давно не мытые слипшиеся волосы.

– Слушай, ты, вселенское добро, – спотыкаясь, выговорил Филипп. – Твою дивизию!.. То ты про бога несешь, то опять про комсомол.

– Слушай мою команду, товарищи солдаты! – проскрипел Ахмет, пожирая глазами катер, который уже одолел половину дистанции. – Всем поднять с палубы автоматы.

– Издеваешься? – простонал Филипп.

– Подчиняться! Вы пока еще обязаны выполнять мои команды.

– Не команды, а приказы, – поправил Полонский, подгибая колено и упираясь ладонями в настил. – Пусть собаки выполняют твои команды. Ох, грехи наши тяжкие.

Отдуваясь, кусая губы до крови, солдаты ползли к своим «калашам», разложенным на палубе, подволакивали их за ремни, ползли обратно, снова поднимались, привалившись к борту. Со стороны это смотрелось страшновато – жалкая кучка оживающих мертвецов. Они поднимали оружие, пытались передернуть затворы.

– Сейчас мы им покажем, этим врагам прогрессивного человечества! – бурчал Серега, воюя с непослушным ремнем. – Сейчас они у нас далеко пойдут. Встретим супостатов приветственным залпом.

– Вы офигели? – не понимал задумки командира Федорчук. – Они же нас покрошат на хрен.

– Всех не покрошат, – злобно урчал Серега. – Патронов не хватит.

– Отставить стрельбу! – приказал Ахмет. – Серега, подружись с башкой, ты же не полный идиот. Всем взять автоматы в положение «на плечо». Караул, строиться! Ладно, – допустил Ахмет, предвосхищая взрыв народного гнева. – Можете держаться одной рукой за борт. Стоим, пацаны, никто не шатается, не падает!

– Вручную будем делать им комплименты, – оскалился Филипп. – Слушай, командир, а чего не по форме-то? Может, ушанки наденем?

Караул стоял, никто не падал – страшные, изнуренные, с автоматами на ремнях. А катер военно-морских сил США был уже под боком. Рулевой сбавил темп, посудина медленно приближалась. На носу толпились люди в незнакомой форме: элегантные брюки-бриджи, высокие пилотки, рубашки салатного цвета. Несколько человек имели при себе штурмовые винтовки М-16, держали их в боевом положении, но увидели, что люди на барже не собираются стрелять, и опустили стволы в пол. Американцы изумленно разглядывали четверку истощенных солдат, выстроившихся вдоль борта. Кто-то смотрел на них с благоговейной опаской. Ох уж этот всепоглощающий ужас перед живыми мертвецами!

– Чего они смотрят на нас как на оружейный плутоний? – проворчал Серега. – Боятся, что ли?

– А ты повстречайся с такими в безлунную ночь на пустой проселочной дороге, – прошептал Филипп. – Так точно в штаны насвищешь. А еще идейные противники. Мы же для них – звериный оскал международного коммунизма.

Катер шел по инерции, рулевой выключил двигатель. Судно новое, с иголочки, палуба поблескивала свежей краской. В персонах, столпившихся на носу, не просматривалось ничего ужасного. Люди как люди, в основном светлокожие молодые мужчины с нормальными, не изуродованными империализмом лицами. Парочка смуглых, у одного разрез глаз выдавал азиатское происхождение. Посудина поворачивалась к барже боком, медленно подходила. Светловолосый крепыш перебрасывал за борт кранцы, похожие на спасательные круги, для предотвращения удара.

– Нид хелп? Нид хелп? – встревоженно спрашивал молодой мужчина с двумя полосками на черных погонах, но явно не младший сержант.

Он снова что-то бухтел, гортанно, без остановки, жестикулируя и нацепив замороженную улыбку.

– Чего он тут несет? Мы ни хрена не разумеем, – проворчал Федорчук. – Я так понимаю, один хороший удар в морду заменяет тысячу слов.

– Просит загранпаспорт показать? – усмехнулся Затулин.

– Он спрашивает, нужна ли нам помощь, – выдавил из горла Филипп. – Заодно извиняется, спрашивает, не возражаем ли мы, что они так близко подошли к нашему судну?

– Надо же, какие вежливые, – фыркнул Федорчук.

– Ты понимаешь по-английски? – удивился Ахмет.

– Я учился в школе, – объяснил этот возмутительный факт Полонский. – Я скажу даже больше, Ахмет, – я хорошо учился в школе. И в институте, из которого меня забрали в армию, преподавателю английского удалось кое-что в меня вбить. Плохо, правда, старался, половину слов не понимаю.

– Не забрали в армию, а призвали, – проворчал Серега. – Это при царизме людей забирали в армию.

– Нид хелп? Нид хелп? – твердил как попугай офицер с двумя нашивками на погонах, потом спохватился, козырнул и представился: – Лефтенант джуниор грэйд Питер Келлер, Ю-ЭС-Эй Нэви. Уоррент оффисэ Джо Салливан. – Он ткнул пальцем в молчаливого мужчину, стоящего рядом, с такими же золотистыми нашивками на погонах, но украшенных синими вкраплениями.

– Сможешь перевести? – проскрипел Ахмет. – Старший сержант Затулин, рядовые такие-то… Союз Советских Социалистических Республик, военнослужащие, караульное подразделение. Можешь добавить, что мы тут как бы бедствие терпим, много дней провели без еды.

Полонский кашлял, вцепившись в борт, подбирал слова, произносил их с чудовищным акцентом. Американские военнослужащие недоуменно переглядывались. Лейтенант младшего ранга Питер Келлер сглотнул и что-то шепнул своему помощнику, уоррент-офицеру Джо Салливану. Тот сделал удивленное лицо. Офицер снова что-то тараторил, делал приглашающие жесты, потом сообразил, что «вероятный противник» его не понимает, начал говорить помедленнее, четко произносил слова.

– Кажется, приглашает на корабль, – неуверенно сказал Полонский. – Говорит, что мы нуждаемся в лечении, все такое. Уверяет, что не сделают нам ничего плохого, что на корабле нас накормят, напоят, покажут врачу.

– Командир, но это вражеский корабль, – простонал Серега. – Мы не можем, дали присягу, станем предателями!

– Филипп! – прокаркал Затулин. – Скажи этим парням, что мы их всячески благодарим, но не можем принять заманчивое предложение. Он тоже солдат, должен понять. Наша баржа на плаву, просто в ней нет горючего. Если их не затруднит, пусть дадут нам карту, продукты, солярку. Мы сами доберемся отсюда до своих.

– Через весь океан? – засомневался Филипп. – Ты уверен, что наша баржа до сих пор на плаву? Ладно, командир, воля твоя. – Он снова начал что-то говорить американским морякам, у которых от изумления отваливались челюсти.

Первым не выдержал Серега. Он терпел до последнего, ухитряясь при этом презрительно усмехаться. Но наступил предел, закружилась голова, и тело потеряло чувствительность. Он ударился грудью о борт, начал сползать, закатив глаза. Качнулся Федорчук, автомат пополз с плеча, упал на палубу, глухо звякнул. Закашлялся Полонский, перегнулся через борт, изрыгая спазмы рвоты и никаких остатков еды. Сержант Затулин держался дольше всех, но тоже чувствовал, как палуба уплывает, а море и небо готовы поменяться местами.

– Будем дальше выеживаться? – кашлял Полонский. – Давай, это очень умно.

– Хорошо, – скрипел сержант, схватившись за брус борта. – Скажи им, что мы готовы принять помощь, если они настаивают.

– Хелп ас, – исторг на последнем издыхании Полонский, и люди на катере пришли в движение, засуетились.

– Подожди, Филипп. – Перед глазами уже густела мгла, но сержант еще помнил о своей ответственности. – Переведи им. Наша баржа должна остаться в целости и сохранности, это государственное имущество. Наши автоматы должны быть с нами. Мы несем ответственность за свое оружие. Каждый оставшийся патрон следует пересчитать и сохранить.

Он падал, на борт перескакивали какие-то люди. Кто-то подхватил его под мышки. От мужчины остро пахло одеколоном. Сержант не чувствовал ног, сознание ускользало, слова незнакомого языка сверлом вгрызались в мозг.