Читать «Михаил Горбачёв. Жизнь до Кремля.» онлайн - страница 4

Николай Александрович Зенькович

«Не правда ли, похоже? — спрашивал Михаил Сергеевич. — Только кончились эти дела по-разному. На обвинительном заключении по делу крестьянина Парады прокурор написал о своём согласии, и по постановлению «тройки» Пётр Степанович был расстрелян. Справку о его реабилитации семья Раисы Максимовны получила лишь в январе 1988 года».

Однако Раиса Максимовна почему-то ни в одной своей автобиографии не указывала о расстрелянном антисоветчике деде. Даже когда вступала в КПСС.

С делом деда Горбачёва Гопкало, к счастью, получилось по-иному. Следствие продолжалось четырнадцать месяцев. Закончили его в сентябре 1938 года и послали в Ставрополь. Какой-то чиновник прокуратуры черкнул на нём: «С заключением согласен». Но помощник прокурора края написал, что «не находит в деле Гопкало П.Е. оснований для квалификации его действий по ст. 17, 58 пункт 7, 11, т.к. причастность Гопкало к контрреволюционной организации материалами следствия не доказана». Он предложил переквалифицировать обвинение со ст. 58, означавшей в то время верный расстрел, на ст. 109 — должностные преступления. Но тут началась чистка органов НКВД, начальник Молотовского райотдела застрелился, и в декабре 1938 года деда освободили вообще. Он вернулся в Привольное и в 1939 году был вновь избран председателем колхоза. Этот эпизод тоже сохранила мальчишеская память:

— Хорошо помню, как зимним вечером вернулся дед домой, как сели за струганый крестьянский стол самые близкие родственники, и Пантелей Ефимович рассказал всё, что с ним делали. Добиваясь признания, следователь слепил его яркой лампой, жестоко избивал, ломал руки, зажимая их дверью. Когда эти «стандартные» пытки не дали результатов, придумали новую: напяливали на деда сырой тулуп и сажали на горячую плиту. Пантелей Ефимович выдержал и это, и многое другое. Те, кто сидел вместе с ним в тюрьме, потом говорили мне, что после допросов отхаживали его всей камерой. Сам Пантелей Ефимович поведал обо всём этом только в тот вечер и только один раз. Больше, по крайней мере вслух, никогда не вспоминал. Он был твёрдо убеждён: «Сталин не знает, что творят органы НКВД», — и никогда не винил в муках своих советскую власть. Прожил дед недолго. Умер в возрасте 59-ти лет.

Холодным ужасом веет от сцены пыток. Но… «Следователь слепил его яркой лампой…» Откуда появилась она, эта самая яркая лампа, в маленьком захолустном райцентре, где, по свидетельству старожилов, в то время и электричества-то не было? Керосиновой лампой не ослепишь… Далее. Откуда было взяться в убогом помещении районного НКВД горячей плите, на которую, по рассказу Михаила Сергеевича, сажали его деда в сыром тулупе? В служебных помещениях плит не было, как не было их и в погребах, где обычно содержали под замком арестованных. В больших городах — другое дело. Но речь-то идёт о малонаселённом посёлке.