Читать «Правила перспективы» онлайн - страница 169
Адам Торп
— Уже добрались. Я — пустая оболочка. Высосанное яйцо.
Душа герр Хоффера воспряла снова, а вот душа герра Штрейхера нет. Первый сердечный приступ случился с ним неделю-две спустя, и многие месяцы он лежал, прикованный к постели, в своем большом доме, в обществе одной лишь хорошенькой служанки.
Но с тех пор герр Хоффер стал плохо спать по ночам — его не покидала мысль, что жемчужина в опасности. Мало ему было истерических речей Циглера и Вилльриха, визитов штурмфюрера СС Бенделя и любви к Ван Гогу министра Геббельса, так еще в тридцать восьмом на конференции музейных работников герр Хансен с официальной трибуны объявил Ван Гога душевнобольным.
Его нервы совсем расшатались.
Когда в 1941-м пришли гестаповцы, то, взглянув на картины в бомбоубежище, они лишь молча хмыкнули. Их интересовали только евреи и коммунисты. Они обыскали чердаки. Подвалы же оказались надежным тайником, вход, замаскированный под кладовую со швабрами, так и не обнаружили. Хотя герр Хоффер очень разволновался, увидев, каких огромных псов они с собой привели.
—
—
—
Куда прятаться, когда на тебя натравили гончих псов истории? Он и думать забыл про потайную темницу!
В сорок втором, как только Бенделя куда-то перевели, герр Хоффер спустил Ван Гога и еще около пятидесяти полотен из бомбоубежища в подвал, доведя, таким образом, количество спрятанных картин до сотни. Ему помогал Вернер. На это ушло несколько вечеров — тяжелая работа: вверх-вниз, вверх-вниз. Плечи потом долго ныли, да еще и боли в коленях начались.
О том, как он на самом деле намеревался укрыть Ван Гога, герр Хоффер не сказал никому, даже Вернеру.
Сотрудники музея регулярно навещали спрятанные картины. Необходимо было перепрятать Ван Гога, но как?
И однажды в сентябре сорок четвертого, когда он делал набросок со спящих дочерей, его осенило.
Он перевернул страницу в альбоме. Эрика проснулась и потерла глаза. До чего прелестна! И Элизабет тоже, как ангел, пребывает в стране невинных грез… Как же ему повезло, дважды повезло! Чистая страница вызывала в нем желание нарушить ее белизну, наполнить ее духом лесов, холмов и рек или очарованием собственных дочерей. Раскрыть ее секрет, как сказали бы древние китайцы.
— Папа, зачем ты меня рисуешь? Покажи.
— Я тебя рисую, потому что ты делаешь меня счастливым, малышка Элизабет. Не вертись.
Впрочем, нельзя сказать, что он был доволен тем, что у него получалось.
— Вот бы фюрер пришел поцеловать меня перед сном.
— По-моему, это не самая хорошая идея, малышка.
— Почему?
— Потому что ты бы расчихалась от его усов.
— Ну и что!
— Как это
— Я не знала.
— Кроме нас никто этого и не знает. И ты никому не говори. Даже маме и Эрике. Ты умеешь хранить секреты?
— Конечно!
— Тогда никому-никому не рассказывай, как чихает фюрер. Хорошо?
— Хорошо. Папа, дай посмотреть.
— Смотри.
— Но ты ничего не нарисовал!