Читать «Правила перспективы» онлайн - страница 141

Несколькими штрихами Перри изобразил фигуру мужчины в больших круглых очках, рядом с ним — женщину в платье и с распущенными волосами, а чуть подальше — знак вопроса. Пальцы его почернели, но с работой справились легко.

Перри понимал: нужно было бы каждый день делать зарисовки военных будней, а он один-единственный блокнот никак до конца не заполнит. Товарищи заливают канистры, штатские тащат кофры, раздувшиеся трупы, сожженные остовы армейской техники — чем не темы для эскизов? И вот твоя физиономия уже глядит со страниц журналов.

Она закивала, схватила уголек и написала: "Heinrich, mein Mann" под мужчиной и «Sabine» под фигуркой женщины. Помедлила и добавила: "Herr und Frau Hoffer".

— Отлично, — одобрил Перри. Он готов был побиться об заклад, что при помощи этой злосчастной обуглившейся деревяшки они могли бы замечательно поговорить о погоде, о модах, об истории философии. Но она его идеи не поняла.

Она двумя чертами перечеркнула Herr und и разрыдалась, и Перри пришлось обнять ее. Она была вдова. Подтверждение вот, перед ним. И не требуется никакого штампа в документах.

Они были совершенно одни на развалинах Музея, никто не мог их видеть. Она никогда никому не желала зла, и он никогда никому не желал зла. Он тихонько баюкал ее, закутав в свое шерстяное одеяло.

Немного погодя он нарисовал на стене фигурки поменьше и поставил пару вопросительных знаков. Она дрожащей рукой начертила двух девочек. Затем уперлась лбом в стену, прижала руку ко рту и закрыла глаза. Похоже, молилась.

Она застыла в этой позе, а Перри не знал, как ей помочь.

"Господи милосердный, — просил он, — сделай так, чтобы ее дети не погибли, она ведь и так уже овдовела. Для женщины, потерявшей своих детей, нет даже официального наименования. Такому горю нет названия. Ад кромешный, и даже хуже".

Он только подумал об этом, и ему уже стало дурно. Одного взгляда на окружавшие их руины было довольно, чтобы понять, что это вполне вероятно. Даже почти наверняка так оно и есть, и он не может от этого отмахнуться.

И тут в проломе стены он увидел ухмыляющегося безумного клоуна. Демона. Зрелище было таким нелепым, что потрясло его до глубины души.

Существо скалилось, высовывало язык и было абсолютно белым.

Здоровяк с кайзеровскими усами поднялся ко мне снова, принес зеркало, хлеб и воду, забрал ведро. Сегодня он в первый раз заговорил со мной. Когда-то в окопах еврей спас ему жизнь. Я буду его душевнобольной племянницей. Я не пишу имен, иначе все они умрут. У меня ведь тоже больше нет имени.

39

Последние ступеньки он преодолел с осторожностью, памятуя о том, как однажды ударился головой о балку. Про крыс он старался не думать. Мысли о бедняге Густаве даже несколько успокаивали.

Герр Хоффер тихонько позвал Густава по имени.

Тишина. Бормотание и вздохи войны. Удивительно, как ко всему привыкаешь.

Переведя дыхание, он дожидался, пока глаза привыкнут к чердачному полумраку. На стропила архитектор пустил цельные стволы, даже не очищенные от коры. Тут пахло мышами, но против мышей он ничего не имел. Крысы пахнут совсем по-другому. В редкие слуховые окошки пробивался свет, казавшийся почти осязаемым от пыли, которая поднималась с каждым его шагом. Не чердаки, а мрачные древние храмы.