Читать «Каменный пояс, 1979» онлайн - страница 103

— Спасибо тебе, — ответил Павлуша, провел дрожащей рукой по ее лицу, голове, прижал слабеющей рукой к плечу.

…К вечеру его увезли в больницу. Он умер утром, когда над селом начинался новый день.

IV

Третий год кряду осень в Сосново приходила раньше обычного. Не то чтобы сыспотиху, как бывало, а завернут враз морозы: лист на деревьях зеленым оледенеет, трава на межах ощетинится, речка до самых валунов на быстрине льдом покроется. А солнце, как нарочно, высвечивает Сосново светом, заливает каждую ложбинку, бугорок, канаву, дорогу. Любуйся, мол, человек! Приподыми глаза. Краса-то какая кругом.

В эту пору у людей дел и по-хозяйству и в поле хоть отбавляй.

В первый этакий год многие обманулись, не поверили в заправдашнюю силу холодов, и даже капуста, привыкшая от легкого морозца ядренеть да соками наливаться, — не сдюжила. Лист у нее на морозе сварился. Кто порасторопнее, сумел ее раньше вырубить да хоть из середины хрустящие листья на посол выбрать, а кто ждал погожих дней, так и не дождался оттепели, считал потом на грядах мерзлые кочаны. Да и со скотом мороки было — не приведи бог.

«Давно, в военном сорок третьем годе, этакая зима была, — думала Дарья. — Павлуша тогда с фронта раненым пришел».

Она облизнула высохшие губы. В памяти опять возник сын, увидела его мальчонком в длиннополом отцовском полушубке с шуршащими ледяными сосульками на полах, обледенелых валенках и большим колуном в руках я а крепком березовом топорище.

Ох, Павлуша, Павлуша… Как мало было отпущено судьбой лет на его жизнь, никогда не порадует он ее материнское сердце. А теперь она особенно нуждается в ласковых словах, когда разные хвори льнут к ней, как к одежде в осеннюю пору репейники.

Она вышла из избы сразу, как только на воротах щелкнула щеколда, а в сенях еще не успел рассеяться, расползтись едкий дым свежего самосада. Прищурившись, Дарья остановила взгляд на узкой расщелине между бревен в высокой городьбе ограды, увидела, как промелькнул краешек плеча и воротник полушубка Степана, как, обойдя кучу сваленных соседом посреди дороги дров, он скрылся за угол.

На ступеньках крыльца, на дощатом тротуаре, запорошенных хрусткой изморозью, отчетливо вырисовывался колоссальный след подшитых валенок Степана.

«Все хорохорится, — вздыхая, думала Дарья, — сказывает, будто не болит у него нога, а сам вон как ее по утрам волочит, снег гребет…»

Сметая голиком снежный налет с широких плах, она вдруг приподнялась, отодвинула за ухо край тонкой шерстяной шали, прислушалась.

Дарья, набрав полные калоши снега, взяла с поленницы несколько тонких сосновых полешков и, еле переступая отяжелевшими ногами по ступенькам крыльца, вернулась в избу.

Затопила печь, подвинула к огню чугуны и опустилась на скамью, впав в забытье.

Она очнулась только, когда часы на стене пробили девять раз. Дрова в печи давно прогорели. На шестке, в большом чугуне сварилась картошка. Вздувшиеся от жары картофелины дымились и шипели.

Дарья провела по мокрому от слез лицу мягкими короткими пальцами, обтерла о фартук влажные руки. Вздохнула и, нащупав ладонями колени и опершись о них, встала. Она крепче повязала вокруг головы цветистый платок, которым придавила виски, и принялась за дело.