Читать «Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса»» онлайн - страница 138

Даниил Давидович Тумаркин

Но как объяснить утверждения немцев, будто в 1880-х годах в окрестных деревнях росли несколько детей со светлой кожей и рыжеватыми волосами? Один из возможных ответов подсказывает К.Д. Рончевский, вспоминая о стоянке «Витязя» в бухте Константина: «Как видно, дикари хотя и считали нас пришельцами с луны, но подозревали в нас общечеловеческие слабости и опасались похищения или насилия, — что легко могло случиться, по их мнению, после долгого вояжа с луны, — а потому заблаговременно и удаляли свой прекрасный пол». К декабрю 1872 года, когда в бухту Константина пришел клипер «Изумруд», отношение к русским морякам существенно изменилось. Съезжая на берег, они свободно общались с местными жителями, в том числе и с женщинами…

Но вернемся к повседневной жизни Миклухо-Маклая в Гарагасси. «Становлюсь немного папуасом, — записал он в дневнике 6 марта, — сегодня утром, например, почувствовав голод во время прогулки и увидев большого краба, я поймал его и сырого, т. е. живого, съел, что можно было съесть в нем». Эта дневниковая запись не случайна. Уже через несколько месяцев после высадки была израсходована или пришла в негодность европейская провизия и путешественнику пришлось полностью перейти на непривычную и малопитательную местную пищу. Так, изъеденные червями сухари он заменил печеными бананами, сахар — соком из стеблей сахарного тростника, вместо соли употреблял морскую воду. При этом Николай Николаевич не пожелал изменить свои гастрономические пристрастия: «Свинину, которую я мог бы иметь здесь вдоволь, я терпеть не могу». Важным подспорьем стала охота на съедобных птиц, которых запекал на костре Ульсон, и ужение рыбы, которую иногда приносили также в подарок «соседи». Впрочем, охотиться таморусс начал только после того, как папуасы привыкли к звуку столь пугавших их вначале выстрелов.

Летом и осенью 1872 года приступы малярии не оставляли Миклухо-Маклая. Но путешественник на собственном опыте постепенно выработал более правильную тактику применения хинина, что позволило несколько снизить остроту и длительность пароксизмов.

Прошло более года со дня высадки Миклухо-Маклая в заливе Астролябия. Тропическая малярия, изнурительные труды и лишения все более подтачивали его силы. «Мое положение, — писал он, — становилось довольно затруднительным: крыша текла, столбы, на которых стояла хижина, проточенные муравьями, стали обваливаться; приходилось ставить подпорки из боязни, что пол или даже вся хижина в один прекрасный день обрушится; запасы хины почти истощились. <…> От 12 пар обуви разного рода не оставалось ни одной цельной. <…> Явились раны на ногах, которые не заживали».