Читать «Биография в фотографиях» онлайн - страница 6
Владимир Львович Файнберг
— А как же школа, мой третий класс? – спросил я маму.
Всё лето жил приговорённый к операции. Опять разучился улыбаться.
За долгое время, пока я находился в больнице, родители обменяли две наших комнаты в деревянном доме на одну. Зато большую. Зато с паровым, а не с печным отоплением.
Из больницы меня привезли в это новое жилище – коммуналку на улице Огарёва, где в длинный коридор выходило двенадцать комнат.
Это было самое сердце Москвы. Рядом Центральный телеграф. Совсем близко – Кремль. Летом в раскрытое окно доносился бой курантов.
Всю зиму я вынужден был пребывать на диване с ногой, закованной гипс.
Хотя школа моя оказалась теперь очень далёкой, учительница Вера Васильевна и ребята часто навещали меня, привозили домашнее задание, рассказывали о школьных новостях.
Года я не потерял. Третий класс закончил отличником. Но от неподвижности, болей в ноге не знал куда себя деть.
Родители подарили трёхтомник Брема «Жизнь животных». Вообще прочел груду книг. Сражался сам с собой в солдатики, пулял в мишень из игрушечного ружьеца, из пушечки, стрелявшей карандашами.
…Не ведая о том, что скоро коренным образом изменится моя жизнь, жизнь мамы и папы, всей страны.
XX, XX, XX – чертили римские цифры скрещения прожекторов в ночном небе над Москвой. Двадцатый век…
Беда была маме со мной, когда во время очередной воздушной тревоги нужно было быстро подняться с постели, одеться и под раздающийся из репродуктора надсадный вой сирены бежать в темноте среди толпы спасаться под землю в метро «Охотный ряд».
По дороге у меня почему–то всегда развязывались шнурки на ботинках. Мама, пригнувшись, торопливо завязывала их, а с крыш окрестных зданий по фашистским бомбардировщикам бухали зенитные орудия, и осколки снарядов шваркались на мостовую.
Немецкие войска стремительным широким фронтом от Балтики до Черного моря занимали территорию Советского Союза, подошли вплотную к Москве. Было уже не до игр в солдатики.
В первые же дни войны папа ринулся в военкомат записываться добровольцем. Но его не взяли из–за грыжи. Тогда он добился отправки на трудовой фронт – в Сибирь на лесоповал.
А в конце сентября 1941 года меня с мамой, как тысячи других, эвакуировали в Ташкент. О том, что там со мной происходило, подробно рассказано в моей книге «Навстречу Нике».
…Эта моя фотография – утверждённая фотопроба на роль юного раненого партизана в художественном фильме. Киноартистом я не сделался, во–первых, потому, что к началу съёмок ухитрился заболеть, а во–вторых, в начале 43 года маму вызвали в Москву и мы возвратились домой, в разграбленную кем–то комнату.
Это осталось запечатленным только в памяти: через ташкентский базар еду на ослике в школу; в госпитальной палате читаю тяжелораненым письма и газеты; с одноклассником Рудиком тайно собираюсь бежать на фронт.
Вернулся в Москву уже не ребёнком, а тринадцатилетним подростком. Поступив в новую, третью в жизни мужскую школу, расположенную неподалёку от дома.
