Читать «Одиссей Полихроніадесъ» онлайн - страница 20

Когда стали появляться у насъ въ Эпирѣ изрѣдка фотографы, она ни за что́ не соглашалась снять съ себя портретъ, утверждая, что такой старой бабушкѣ картинки съ себя снимать и еще машинами и деньги за такой пустякъ платить, какъ бы грѣхъ кажется, а ужъ стыдъ, безъ сомнѣнія, великій!

Цвѣты она очень любила до самой смерти своей и разводить ихъ любила около дома, и любоваться на нихъ, и нюхать любила. Когда она стала все больше и больше старѣть подъ конецъ своей жизни и уже работать перестала, а почти все сидѣла или лежала на диванѣ, лѣтомъ у окошка открытаго, зимою у очага, ей домашніе люди не забывали приносить иногда душистые цвѣты, и если цвѣтокъ былъ не великъ, она клала его себѣ въ носъ. — «Бабушка Евге́нко, зачѣмъ вы цвѣтокъ въ носъ себѣ положили?» — «А затѣмъ, море́, человѣче ты неразумный, затѣмъ, что руки у меня старыя и работать устали всю жизнь мою! Держать рукой я цвѣтокъ не хочу, а запахъ его хочу обонять… Понялъ ты теперь, человѣче…»

И всѣ уже знали, что она отвѣтитъ такъ, но всѣ хотѣли слышать ея занимательные отвѣты.

Скажу тебѣ еще вотъ что́. Кокона Евге́нко наша не только была трудолюбива, забавна и весела; она была и смѣлаго нрава. Ты слышалъ, какой безпорядокъ царствовалъ въ краѣ нашемъ во время Восточной войны?.. Я писалъ тебѣ уже о томъ, какъ боялся отецъ мой отправить насъ съ матерью тогда съ Дуная въ Эпиръ. Онъ очень тревожился и за старушку и не разъ писалъ ей, чтобъ она уѣхала изъ деревни въ Янину и жила бы тамъ, пока не кончится война и возстаніе. Но она всѣмъ говорила: «Кто старую такую, какъ я, обидитъ? А если и убьютъ… Такъ вѣдь Харонъ вездѣ человѣка найдетъ! Сказано, что съѣзжаетъ Харонъ съ горъ отуманенныхъ и влачитъ съ собою старыхъ людей впереди, а сзади молодцовъ молодыхъ, а дѣточекъ, нѣжныхъ ребяточекъ, рядышкомъ, рядышкомъ на сѣдлѣ везетъ! Вотъ что́!» Съ болышімъ трудомъ уговорилъ ее братъ ея, докторъ Стиловъ, чтобъ она съ нимъ вмѣстѣ уѣхала на это время въ городъ. Въ городѣ казалось безопаснѣе. По возвращеніи нашемъ съ Дуная мы узнали, отчего ей такъ не хотѣлось покидать домъ свой. И этому причиною главной была ея любовь къ отцу моему, и матери, и ко мнѣ. У нея въ темномъ углу конюшни было зарыто въ землю золото — лиръ двѣсти слишкомъ. Собрала она ихъ за многіе года и зарыла сама. Мѣсто зналъ одинъ только отецъ мой. Одною темною ночью приснилось ей, что на этомъ мѣстѣ огонь горитъ, горитъ, горитъ и гаснетъ. Она испугалась, сошла туда и до разсвѣта со страхомъ великимъ трудилась и перенесла съ молитвами деньги на иное мѣсто. И все ей казалось съ тѣхъ поръ, что всѣ люди догадались и сто́итъ ей только уѣхать, такъ сейчасъ и отроютъ деньги эти и послѣ смерти ея не найдетъ ничего отецъ мой и скажетъ: вотъ злая старуха обманула меня. Боялась она и брата своего Стилова, хотя онъ и добрый былъ человѣкъ. «Семьянинъ человѣкъ, думала она: свои дѣти есть; я же ему сестра, а Эленица (мать моя) чужая мнѣ по роду, вдова сына моего сердечнаго!» Писать Евге́нко сама не умѣла; кому довѣрить тайну, чтобъ отца моего извѣстить и указать ему заочно новое мѣсто, гдѣ теперь деньги? Этимъ она мучилась долго. И рѣшилась она въ Янину къ брату ѣхать тогда только, когда во всей сосѣдней Загорамъ Курендѣ села христіанскія загорѣлись. Въ Курендѣ порядокъ иной, чѣмъ въ нашихъ Загорахъ… Куренда мѣсто земледѣльческое, земля тамъ менѣе гористая; а народъ тамъ бѣденъ, потому что собственности у него нѣтъ. Земля беямъ принадлежала, и ее крестьяне пахали. Во всемъ округѣ одно только и есть село богатое, свободное. Это село — прекрасная бѣлая Зица, у подножья высокаго холма, воспѣтаго самимъ лордомъ Байрономъ.