Читать «Братья Ждер» онлайн - страница 465

У дворца стоял небольшой отряд воинов в кольчугах и с копьями. Неподалеку разбит большой стан, в шатрах и деревянных постройках коего блюдется строгий порядок. Синьор Ону, начальник конной дружины, сопровождавшей нас в пути, остановил своих всадников, и тогда все рэзеши — так зовутся эти всадники — разом сняли шапки и положили их меж конских ушей.

— Будь здрав, пресветлый князь, — сказал синьор Ону, — я привез послов.

Насколько я понял синьора постельничего, эти слова не предусматривались этикетом. Но князь улыбнулся. Выправкой своих людей он был доволен. Рэзеши расступились влево и вправо, образовав проход; князь сделал два шага по направлению к нам, мы тотчас спешились и с поклоном поспешили навстречу ему. Когда мы подняли глаза, то заметили, как внимательно господарь рассматривает нас. Не знаю почему, но на мне его взгляд задержался особенно долго. Я был смущен и даже несколько взволнован.

— Добро пожаловать, высокие гости, к нашему двору, в страну родителей моих… — произнес его светлость.

Синьор постельничий предупредил меня, что князь говорит по-итальянски. И все же я чувствовал и удовольствие и удивление. Я пытался проникнуть в смысл слов: «В страну родителей моих…»

Дозволь признаться, святой отец и повелитель, что, попав в эти далекие места, я не единожды ловил себя на мысли о том, будто нахожусь в краю загадочном и среди людей, которых не могу понять. Религия этой страны греческая, но в обрядах есть что-то свое, особенное. Язык, на котором говорят и дворяне и простолюдины, весьма отличен от древнеславянского, государственного языка, подобно тому как и у нас на Западе язык черни — одно, а наша книжная латынь — совершенно иное. Как-то бессознательно я заметил созвучие здешнего языка с итальянскими диалектами. Я отчетливо слышал даже сардинские и испанские слова. Много загадочных вещей обнаружил я здесь и в поведении людей, и в том, как они относятся к жизни и к смерти. И вместе с тем, находясь далеко, на границе цивилизованного мира, я не чувствовал себя чужеземцем. Несомненно, это лишь иллюзия, следствие моей любви к поэзии, и я обязан в этом признаться моему владыке и отцу моему.

После того как мы назвали имена свои и титулы, князь благосклонно поклонился и сказал:

— Прошу высоких гостей позволить, чтобы бомбарды и пушки, которые должны греметь в их честь, замолчали. Сбережем порох для другой надобности. Отправимся лучше в божий храм, помолимся господу о ниспослании успеха нашему совету.

В молчании последовали мы за ним в часовню княжеского двора. Три священника отслужили службу во славу господа нашего Иисуса Христа. Потом князь отпустил нас в отведенные нам покои; слуги внесли кожаные мешки с вещами, и мы переоделись с дороги. Вскоре нас пригласили на вечернюю трапезу. Меня занимали не столько яства, сколько люди. За княжеским столом я познакомился с монахом аскетической внешности, к которому я сразу проникся расположением. Его ум не столь язвителен и беспокоен, как у синьора постельничего, он полон спокойной благожелательности, хотя и весьма изощрен. Это архимандрит Амфилохие. Кажется, он ближайший, тайный советник князя и его секретарь. Монах сей был моим соседом слева, а напротив меня сидел князь. В мое левое ухо доносились благозвучные слова на языке олимпийских богов, а передо мной был энергичный и светлый образ господаря. К концу трапезы, когда чашник, по строго установленным правилам, сначала пригубил, а затем, преклонив колено, подал господарю кубок вина, я услышал из княжеских уст слова, кои не привык слышать при других дворах.