Читать «Братья Ждер» онлайн - страница 17

Михаил Садовяну

— Какой еще столетний заяц?

— То был мельников осел, — улыбнулся юноша. — В другой раз я расскажу тебе, батяня Никоарэ — отец Никодим, и про другие чудеса, случавшиеся со мной в жизни. А теперь уже некогда рассказывать: сейчас государь прибудет.

— Скажи, Ионуц, для чего ты вдруг свернул на эту тропку, а не пошел напрямик мимо людей?

— Да разве это другая тропка? Я и не приметил.

— Слушай, парень, не оскверняй уста свои ложью.

— Что за ложь, батяня Никоарэ?

— Почему ты обошел старшину?

— Какого старшину, батяня Никоарэ и отец Никодим?

— Да ты что по-бабьи поворачиваешься? Уж будто и не знаешь, о каком старшине говорю?

— Знаю, батяня.

— Так зачем же ты его обходишь?.. Застыдился, что он простолюдин, а ты стал боярским сыном?

— Нет, отец Никодим. Причина иная: стоит деду Кэлиману увидеть меня, он сразу начинает дразнить: «Хе-хе, как дела, жеребчик?» А мне стыдно, что он зовет меня жеребчиком на людях, да еще при женщинах.

Скрывая улыбку, монах отвернул в сторону лицо, заросшее белокурой бородой.

Юноша жалобно продолжал:

— Знаю, отец Никодим, что многогрешен я и недостоин своих братьев. Нет такого дня, чтоб родитель наш не хвалился вами. Встанет с постели и начинает: «А сыны-то у меня во какие!» Так он о вас говорит. А на меня смотрит, как на малую букашку.

— Он еще не верят в твои силы. Ты же еще дитя.

— А вот маманя уже побаивается, что я упорхну скоро из-под ее крыла.

— Какая маманя?

— А я и позабыл, что ты отрекся от всего мирского и нет у тебя ни отца, ни матери. Маманя — это ее милость боярыня Илисафта Ждериха. Раньше бывало, как ворочусь с пастбищ, ищу ее по всем комнатам и нахожу на кухне, где она печет хлеб. Она мне всегда преподносила печеного жаворонка с глазами из угольков. А коли заставал ее у квашни с тестом, то она выгоняла меня кочергой. А теперь отдает мне поклон и дивится моим усикам. Вот и решил я, что вышел из детского возраста. И цыганочки тоже, замечаю, сторонятся меня.

— И это уже заметил?

— Заметил. Я и конюшему сказал. А. он смеется: «Ишь, возомнил!» Да еще велел цыганкам, что служат в покоях мамани, вышить мне платок. «Пусть вытирает платком молочко на губах», — смеется он. Видишь, отче, сколько у меня горестей. А тут еще старшина Кэлиман насмехается: «Хе-хе! Как дела, жеребчик?» Каково мне!