Читать «Елисейские поля» онлайн - страница 66

Жильбер Сесброн

— Что же все это значит?

— Как что? Неужели не ясно? Они решили уничтожить Бертжеваль, просто-напросто зачеркнуть! Прочти сама! Мы станем частью Буржа в связи с… как они там пишут?.. с укрупнением административно-территориальных единиц.

— И ты не будешь мэром?

— Мэра вообще не будет. Ни мэра, ни муниципальных советников. Разве что в Бурже.

— Тебя же могут избрать в муниципальный совет Буржа.

— Зачем мне это?

Она поняла и, помолчав, спросила другим тоном:

— Но городок все равно будет называться…

— Нет! — отрезал он, словно одно упоминание этого названия причиняло ему боль. — В том-то и дело, что не будет. Перечитай третий параграф.

— Западная окраина… Бурж-Вест.

— Видишь, мы будем даже не районом — предместьем Буржа.

«Продать замок… Найти наконец домик на берегу реки, который понравится детям… Если экономить, можно будет купить стиральную машину, снова нанять прислугу…» Мысли устремились, обгоняя друг друга, как поток, прорвавший плотину. Но, подняв глаза, Тереза опять увидела удрученное лицо мужа.

— Бедный мой Андре… Милый…

Это забытое слово из давнего прошлого вернуло его к действительности.

— Вообще-то, — вздохнул он почти машинально, как ребенок, который хнычет, хотя ему уже не больно, — вообще-то Бурж-Вест… Совсем неплохо звучит: Бурж-Вест…

Малыш, который остановил свой мотоцикл под дверью и внимательно слушал весь разговор, выпрямился сияя.

— Буржвест, — повторил он (это слово привело его в восторг) — Буржвест — вот здорово, куда шикарней, чем Бертжеваль!

Блудный отец

переводчик А. Бахмутская

Господин Мейяр толкнул дверь в столовую. Он в точности знал, что его ожидает за этой дверью: накрытый к завтраку стол, привычное расположение всех предметов и среди них, едва ли более одушевленный предмет, чем другие, его жена. Итак, он толкнул дверь и услышал собственные слова:

— Я ухожу.

Ночью он не сомкнул глаз. Такого с ним не случалось со времен войны. Даже в ту ночь, когда умер их первенец, он забылся сном. Но на этот раз, чтобы не заснуть, он встал с постели и всю ночь ходил взад-вперед по комнате, своей тюремной камере. Два дня назад была свадьба их младшего сына. В доме еще пахло едой, цветами, чужими людьми. Один сын умер, а трое остальных уже обзавелись семьями — его миссия выполнена. Теперь он имеет право уйти. Во всяком случае, он пытался убедить себя в этом в течение этих ночных часов, которые так долго тянулись, неустанно проигрывая за обоих сцену ухода. Жена: «Но почему?.. Куда?.. Надолго ли?..» А он, не находя ответа, только твердил, словно заупрямившийся ребенок: «Потому что…» В настоящей причине он не мог признаться даже самому себе: это был страх. Страх постареть, увязнуть в зыбучих песках повседневности. Пустые машины мчатся быстрее; время теперь становилось для него такой же абсолютно пустой машиной, которая катилась прямо в «разверстую могилу», как выражаются в трагедиях. Страх задать себе наконец — слишком поздно — главные вопросы, страх убедиться в том, что он «не жил», — ну а кто живет по-настоящему? Страх умереть преждевременно.