Читать «Перловый суп» онлайн - страница 76

Я всегда не любил будильники, не любил всего и всех, будивших меня в неурочные часы.

Кроме одного...

Который тоже нередко звонил в неурочный час.

И который будоражил, вечно что-то доказывал, с кем-то знакомил, требовал и увещевал, звал куда-то, негодовал по делу и порой по пустякам, и хвастался и гордился своими друзьями, и спорил до хрипоты, и вдруг затихал при звуках гитары...

И который делал эту жизнь ярче, полнее, осмысленнее.

И такой она будет всегда, когда я буду вспоминать и рассказывать о Нем.

Николай Анитов

Ветер в парусах

Когда вспоминается Будинас, начинает звучать песня: «Пират, забудь о стороне родной...». Что-то пиратское, связанное с непослушанием, с трубкой во рту, с мятежными бригантинами. Женя поднимает свой парус и ловит ветер...

Ветер оттепели занес в наш институт флюиды просветительства вообще, и в частности — импрессионизма. То ли книга Эренбурга подняла эту поземку, то ли... Группа ребят-пятикурсников с ФТА (факультет телемеханики и автоматики) читала в общежитии какие-то лекции, показывала открыточки. На первый взгляд они казались небрежными картинками, но постепенно мы привыкали считать их шедеврами.

На эти лекции приходили и преподаватели. Они демократично слушали и смотрели, а в обсуждениях говорили, что «вот у Шишкина я чувствую себя в лесу, а тут — нет...». Молодые снобы возражали педагогам, причем их ответы были яростными, и даже грубыми. Но это-то больше всего и нравилось студентам в импрессионизме. Можно было встать на одну доску со старшими, нахамить им, и остаться героем в глазах толпы.

Возник самодеятельный «Университет искусств» (он казался нам игрушечным), но, конечно, под патронажем комсомола и со всеми «атрибутами» вуза — деканами, ректором и проректорами. Были провозглашены факультеты, почти по профилям греческих муз. Гена Авдеев, наш однокурсник, получил звание декана литературы.

Помню, как в суматохе раздевалки после занятий я увидел Гену и ехидно пошутил:

— Декан, может, поставишь мне зачет автоматом?..

Гена смутился, но тут подлетел какой-то лысый малый (явно первокурсник) и, потрепав Гену по плечу, сказал:

— А ты не обращай внимания на эти хохмы. Посылай их куда подальше...

Это и был Будинас, действительно первокурсник. Но откуда у первокурсника такая психологическая устойчивость, готовность противостоять, самоуверенность? Хлопнуть по плечу пятикурсника, ободрить его? Это нечто из ряда вон...

Это мои первые впечатления от Будинаса. Мы были еще не знакомы, но некое напряжение уже возникло. А на вопросы эти (откуда что) я и сейчас не знаю точного ответа. Предполагаю, что... Но об этом потом.

Вскоре мы с Будинасом познакомились и стали приятелями. Произошло это так. Мы шли домой из института с девушкой, моей невестой. А он, без всякой нужды, почему-то пошел с нами... Видимо, у него было много свободного времени. И мы, еще не знакомые, уже о чем-то осторожно разговаривали (кажется, о выставке молодых художников, развернутой в институте этим самым «Университетом искусств»). А я в то время был нешуточно захвачен живописью, поскольку рисовал декорации для студенческих спектаклей. Я знал, что в этом игрушечном «Университете искусств» этот парень числится деканом живописи, и потому на серьезе спросил его о чем-то касательно импрессионизма, чтобы хоть немножко просветиться самому. А он как-то просто сказал: