Читать «Спасти и сохранить» онлайн - страница 15
Аркадий Рух
— С вами кто? — прервал бойца батька.
— Так я ж и рассказываю. Хрен бы мы от фрицев ушли, если б не той хлопчик.
Василь отложил недоеденный кусок и стал яростно жестикулировать, окончательно перейдя на белорусский.
— Калi Студзента забiлi, я ж думаў — усе, не ўцеч. Шмат iх было, бацька, вельмi ж шмат! Мяркую, ўсё, згарэў Васiль. А тут гэты хлопчык выскакiвае, як пачаў з аўтамата… Уцяклi. Вось, з сабой яго ўзялi. Ен баец добры, сам бачыў.
Рыгор встал, пригнувшись под низким потолком, оперся руками на стол, помолчал.
— Ясно. Что в засаду влетели — не твоя вина. И что хлопца привел — тоже ладно. Будет боец — хорошо, а оставлять его, как понимаю, нельзя было.
— Нияк, бацька.
— Добро. Веди сюда, посмотрю на него.
Василь вышел. Эх, Студент-Студент, как же ты так! Не вернёшься в свой университет, не двинешь вперед науку… Кто ж теперь мне языка толмачить будет.
В дверь постучали.
Значит, вот он, спаситель. И правду — совсем пацан. Лет шестнадцать? Семнадцать? Ну, теперь на года другой счет.
— Так, — произнес командир. — Звать меня Григорий Афанасьевич. Хлопцы кличут батькой Рыгором. Я — командир партизанского отряда имени Кастуся Калиновского. Рассказывай, кто ты есть такой, что еще умеешь, кроме стрелять и как дальше быть думаешь. Там решу.
Серёжка стоял перед командиром, ни жив, ни мертв. С тех пор, как он очутился на окраине какой-то деревни, в телогрейке с чужого плеча, с автоматом в руках, все пошло слишком быстро, чтобы вдумчиво разбираться в происходящем. Выходит, своих он выручил, советских, партизан. Вот только мама… Но говорить сейчас о маме — Серёжка понимал это необычайно ясно — было совершенно нельзя.
— Ну? — взгляд пожилого партизана, не сводившего с него глаз, потеплел. — Что молчишь-то? Никак испугался, сынок? Меня бояться не надо. На-ка вот…
Серёжка, благодарный отсрочке, принял из рук командира горячую кружку.
— Пей, сынок, — голос батьки Рыгора чуть дрогнул. — Сахарок вот трофейный, хлебушек…
— Значит, в бою потерялся… — задумчиво проговорил Григорий Афанасьевич, выслушав сбивчивый рассказ. — Не похоже, что б струсил. Василь о твоем подвиге уж всему отряду, поди, расписал. Добре.
Широкая ладонь легла на стол, как бы подводя конец допросу.
— На войне, сынок, и не такое случается. Так что, зачисляю тебя в отряд. В наше, так сказать, боевое братство. Хватит и на тебя фрицев.
Внезапно на лице командира мелькнула надежда:
— Сынок, а ты по-немецкому, часом, не разумеешь? — он вздохнул. — Убили толмача нашего, там же, на выселках, и убили.
Как же! Даром, что ли, столько лет в школе зубрил! С такой занудливой училкой, как их Клара Альфредовна, хочешь-не хочешь, а выучишь. Серёжка кивнул.
— Понимаю… Разумею немножко, в школе учил.
— Вот и славненько! — просиял командир. — Понимаешь, сынок, большое дело ребята сделали — языка взяли. А допросить — никак. Ни он по-нашему, ни мы по евоному. Вот тебе и первое партизанское задание.
Пленного держали в холодной землянке, обычно служащей складом провизии.
Серёжка удивился. Он еще не встречал таких толстых людей. Немец был не просто толст — больше всего он походил на громадный дирижабль, поднимавшийся с портретом товарища Сталина по большим праздникам над Ленинградом. Казалось, немец весь состоял из огромного, трясущегося живота, за которым едва виднелась коротко стриженая голова в круглых очках и смешные пухлявые ручки и ножки. Такими на карикатурах изображали жадных американских миллионеров. К тому же, на толстяке был невиданный черный мундир с непонятными знаками в петлицах и какие-то награды. Серёжка сразу проникся к нему жгучей ненавистью.