Читать «Харбинские мотыльки» онлайн - страница 95

Познакомился с Иваном Каблуковым. На брюках у него были брызги зеленой краски. Необыкновенное лицо. Его бы писать, или в театре ему играть. Похожи они с братом совсем мало — при встрече не догадался бы, что брат, если б не знал. Изнурен болезнью сильно, чувствуется, как съедает его чахотка. Совсем бледный, и сквозь матовую кожу проступает румянец, будто светится изнутри, горит. Д-р Мозер спросил, как я съездил, как Н. Т. - а я у него давно не был, неловко получилось. Тот: ну, я сам зайду. Иван это быстро глазками поймал и взвесил, куда-то себе в голове уложил наш обмен фразами. Глаза быстрые и коварные. Вьющиеся каштановые волосы; манеры грубые, порывистый, резкий человек. Напряжен, словно в ремни затянут, и эти ремни растягивает при каждом слове. Его наброски сильно впечатляют. Рука набита. Смело. Была с ним икона, сам писал, но икону возит молиться. Странно, заметил, что у Стропилина нет икон и в церковь не ходят. И голос у него резкий, в горле будто песок, — возможно, это из-за болезни, — так или иначе, он говорит с ненавистью к словам, выдавливает их из себя, как гной, с остервенением и брезгливостью. С раздражением. Мол, говорить вам еще! будто и так не понятно! — Что-то такое в его тоне. Водил его к себе. Показал ему наброски. Он больше мое жилье рассматривал, спрашивал про отопление, освещение и цены; поразился, что не так много. «Я думал, в Ревеле дерут больше», — сказал он со скрежетом (мне показалось — зависть). Кое-что из моих работ ему понравилось, взял почитать журналы, хотя попутно заметил: «Печатают всякое… а что толку?» Но взял. Спросил, что у меня за ботинки. Сказал, что английские, — он замкнулся. На дагеротипы не обратил внимания, но когда я ему объяснил суть моей «Вавилонской башни» и само философское основание, откуда растет, он загорелся, слушал жадно, заволновался, даже задрожал, руки задергались, сказал, что это очень глубоко, так и сказал, пообещал сделать для меня кукол и деревянных болванов. Я сказал, что есть одна знакомая, которая для кукол сможет сшить наряды, но вот военную форму — вряд ли кто сподобится. Он согласился: военная форма — это сложно. Он: «А нельзя ли из бумаги?» — Превосходная мысль!!!

* * *

сделал из воска куколок, наклеил газетные буковки — очень сильное впечатление производит — голые люди в бане и на них буквенные татуировки

* * *

…многое упускаю: времени нет, все работа, картины, ателье… Отнес «Трубу» Н. Т., он посмотрел и сказал: «Как-то ненатурально вышло» — и на жену смотрит, та одним глазком взглянула — и бровями сделала, так что все лицо натянулось — терпеть не могу ее немецкие ужимки. В общем, не взял. «Ты лучше это галеристу отнеси. Он любит такое». Вот уничтожил одним словом: такое, — и дал адресок старика (а я этого старикашку уже знал — он копейки дает и противный в общении, руки не подает и смотрит на то, что ему приносят, как старьевщик). Н. Т. немного порассуждал за кофе, как и что бы он хотел видеть на своей картине; я наконец понял: ему так, чтоб как на фотографии, подавай. Вот это искусство! Чтобы колесо было колесом, а нос был носом, пар — паром, а не так чтоб в этом пару вытягивались предметы и люди во все стороны, как в воде или в кривом зеркале. «Все у тебя как-то вывернуто. Не можешь ты нормально. Мне в гостиную…» Ну, конечно, в гостиную, где по субботам в карты играют, где чай-кофе люди пьют, — да, понимаю: туда такое не повесишь, вывернутое. Меня это разозлило. И Лева со своими истериками… Черт знает что, а не жизнь!