Читать «Харбинские мотыльки» онлайн - страница 63

Андрей Вячеславовчи Иванов

— Извините, Евгений Петрович, — сказал Борис, — но мне надо идти.

2

Китаев снял длинный плащ и остался в мягком светлом костюме. В каморке художника он казался привидением. Борис от неожиданности не знал, что предложить гостю. Принял из его рук плащ, шляпу… Засуетился… Китаев встал перед зеркалом и пригладил напомаженные черные волосы, потрогал усики.

— Мне передали, что вы больше не желаете печатать карточки для меня, — сказал он, показывая зеркалу зубы (зеркало было старым и отчасти слепым, как неудавшийся дагеротип). — Очень жаль. Я, правда, не понимаю, в чем могла быть причина. Но ничего, ничего… — Китаев говорил с притворной ленцой. Вид у него был расстроенный: на бледном лбу лежал бисерный пот, поблескивал, тонкие губы были воспалены, покусаны или обветрены. Прошелся платком по лбу и, все так же не глядя на художника, пошел гулять по комнате, посматривая на корешки книг. — Знайте, что я зашел не потому, что хотел вас разубедить — впрочем, это ваше дело: думайте что хотите, — а потому что хотел бы у вас купить одну из ваших картин, а может, и две. Вы мне покажете? Вы обещали!

Ребров был застигнут врасплох этой просьбой — он не видел связи между пленками и картинами — развел руками и сказал, что картины в чулане…

— Так принесите их из чулана, — сказал Китаев нетерпеливо, — и бросьте куда-нибудь плащ, наконец! — Взял из рук Бориса плащ, бросил в кресло. — Или вы думаете, что я в чулан полезу? Ну, что вы стоите, как вкопанный?! Allez-y vite!

Борис извинился… несколько раз извинился… Распахнул чулан, стал суетливо вытягивать холсты, папки с набросками, ставил их возле дверцы, бережно вынес кипу журналов, потоптался с нею, пристроил возле кресла, сверху насадил абажур, тот упал и покатился, показывая надпись «Georg Faust». Китаев игриво пнул его носком ботинка. Борис прикусил губу — он внезапно ощутил себя ребенком, уронившим игрушку, — и покраснел. Китаев ходил в молчании по комнате, громко дул в нос мелодию.

Ограничился пятью холстами; ставить было негде, поставил кое-как на столе, стульях, тахте и подоконнике.

— К сожалению, у меня совсем плохо со светом, — проговорил он, зажигая свечку (прекрасная уловка, чтобы заглянуть в лицо гостю: презрения там не было, глаза Китаева блестели тревожно и безжизненно).

— Ничего, очень даже ничего, — говорил Китаев, не отпуская подбородок, он всматривался в один из фрагментов «Башни» с тремя нишами: в левой совещались над распростертым телом, в правой проституткам давали деньги, в центральной нише было собрание за столом, с вином и картами. Все три ниши были отделены друг от друга толстыми стенами, но соединялись тоннелями, по ним с лампадами шагали точные копии тех, что были наверху.