Читать «Харбинские мотыльки» онлайн - страница 118

Тут появлялся Стропилин:

— А может, замысел таков, чтоб человек жил в мире, в котором все болтается на ниточке? И в первую очередь сам человек, без гарантий, что завтра его не подвесят?

Призрак Терниковского смеялся, хлопал в ладоши:

— Браво, Евгений Петрович! Что скажете, господин Ребров? Нужно ли новое человечество? Нужно ли, чтоб человек становился лучше?

В голове шумело. Сквозь бельмо смотрела луна. Шуршали клены.

— В конце концов, кто я такой, чтобы решать, что для человека лучше? И нужно ли, чтоб он становился лучше? Как это — лучше? Я всего лишь сделал фрагмент картины. Boriss Rebrov, kunstnik.

2

Весной приехал Китаев. Купил несколько картин, сказал, что обязательно покажет их в Париже. К его удивлению, художник остался равнодушным к этим словам. Китаев списал отчужденность на усталость.

— Много работаете, — сказал он.

— А что толку?

— Как! Про вас в газетах пишут. Молва идет…

— Чепуха…

Китаев водил Бориса по ресторанам, кормил, присматривался: в лице Бориса появились морщины, жесткие, безжизненные; характерная для всех фотографов холодность взгляда. Китаев опять много болтал: Башкиров на задворках Стамбула в захудаленьком ресторанчике на стенах увидел великолепные картины Челищева, купил за какие-нибудь гроши и прогремел на аукционе!

Внезапно пожаловался на объявившихся из ниоткуда родственников.

— С другой стороны, я этим родственникам немного благодарен. Я впервые понял, что хочу убить человека.

Борис с удивлением посмотрел на него.

— Нет, нет, я не собираюсь их убивать — невыносимые людишки! — однако они мне дали великолепную возможность разрядиться, выпустить, что называется, пары. Я действительно хотел их перестрелять, взять револьвер и перестрелять! Но так как я прекрасно знаю, что не смогу этого сделать, ведь я знаю это наверняка, да и нет у меня револьвера, то мне доставляет огромное удовольствие воображать, как я беру револьвер и убиваю их — всех, тетку за теткой, их мужей, их детей… Знаете, как приятно! Они сидят, говорят, а я представляю, будто у меня в шкафчике лежит револьвер, представляю, как я иду, открываю шкафчик, достаю револьвер и — паф! Паф! Паф! Ха-ха-ха! Вы не поверите, такое удовольствие!..

Они ходили по городу, Китаев вспоминал свои первые дни в Ревеле, налеты цеппелинов:

— Как тучи, они медленно плыли в синем вечернем небе, а все вокруг грохотало!..

На углу Глиняной и Никольской бомба разнесла вдребезги витрину антикварного.

— Старика-антиквара в клочья, трех посетителей покалечило, а на мне ни царапинки! Только в ушах свистело три дня после этого, а так — ничего… Судьба!

Все эти дни их возил граф Бенигсен, как всегда, в кожаном шлеме и старой кожаной куртке. Граф подъезжал к дому фрау Метцер, два раз жал на клаксон и выходил из машины почистить сапоги. Художник из коридора смотрел в окно на графа с щеткой и улыбался, стоял так несколько секунд, а потом спускался вниз. Катались у моря… Граф за все эти дни сказал от силы несколько фраз, и те касались погоды и места назначения, скорости или автомобилестроения (кажется, он знал о машинах и аэропланах практически все).